Василий Белов - Час шестый

— Ребята, бегите-ко домой! — сказал вдруг счетовод. — Скажите там Евграфу, чтобы… чтобы сообчил в сельсовет… Нет, лучше я сам скажу.

— Бегите, бегите! — поддержал счетовода Кеша. — Дорога тут прямая. Не заблудитесь.

… Серега с Алешкой Пачиным оторвались от спутников. Оглянулись подростки и что было духу ринулись в сторону деревни. А чего было торопиться? Они этого и сами не знали. Но все пытались бежать, пока у обоих не закололо в груди… Обессиленные, они перешли на шаг.

До поля, где потеряли зуб, было еще далеко. Никто не мог их услышать, но Алешка говорил шепотом и оглядывался:

— Теперь Кеша Игнаху вызовет… И милицию вызовут… Пойдут искать…

Серега задыхался после долгого бега и на ходу шмыгал мокрым носом. Кому станешь жаловаться и говорить обо всем этом? Давно все рассказано Вере и матери. Они давно знают, для кого был нужен котелок на дегтярном. Вера каждый день тихо ревела, а когда засыпали двое маленьких, в голос причитала за баней.

Алешка всхлипывал, переводя дух, Серега крепился.

Друзья решили все рассказать Евграфу…

На дороге стояла подвода. В лес приехал тронутый Жучок. Приехал за рыжиками. Он каждый день после колхозной работы посылал дочь Агнейку в лес за рыжиками, волнухами и груздями. Сегодня приехал и сам на телеге. Ходит по лесу с корзиной. Божат, председатель, что теперь про Жучка подумает? Надо двор скотный рубить, а Жучок поехал за рыжиками, да еще и на телеге. И лошадь у него ведь не своя, колхозная…

У завора на выходе в прогон Тоня из третьей партии брусила последнюю не опавшую рубиновую княжицу. Жена матроса Василья Пачина при виде Алешки всегда норовила сделать что-нибудь хорошее: то погладит по голове, то и обнимет. Парень дичился и отстранялся. Она остановила его, заметила на щеках слезы:

— Олешенька, чего плачешь-то? Разодрались, что ли, с Серегой-то? Кто обидел тебя? Да ты погоди, пошто бежишь-то таким нечередником?..

Алешка приостановился, а Серега, брат Веры Ивановны, направился дальше. Тоня не стала его останавливать, зато Алешку начала спрашивать:

— Нет ли письма-то? От Василья либо от Павла?

Парень буркнул что-то невразумительное. Тоня ладонью отерла его мокрые щеки:

— Письмо-то когда придет, дак ты не забудь, сразу скажи. Ну, беги… ежели эк торопишься.

Алешка догнал Сережку в поле, где боронили и потеряли зуб от бороны «зигзаг». Дедко Клюшин в лаптях бродил по загонам с деревянным лукошком, рассевая озимую рожь. Алешка вспомнил, как ругался божат Евграф, что сеять озимое уже поздно, что ничего не вырастет. Но в сельсовете все равно велено было сеять.

Каждые два шага дедко Клюшин брал горсть зерна и сильно кидал о бок деревянного лукошка. Рожь отскакивала и падала на рыхлую землю. Опять бригадир боронить пошлет! Правда, посылают не одного Алешку Пачина. Серега тоже ведь каждый день то боронит, то снопы на гумно возит. Другие ребята лен дергают. Сама учительница пришла из Ольховицы и велит работать в колхозе. Как будто больно хочется…

— Ты, Серега, иди домой в баню. Я буду божата искать! — как большой, произнес Алешка.

Приятели разъединились около новожиловского гумна. Оно было открыто, и Евграф как раз в нем осматривал колосники на овине.

Алешка с горечью вспомнил про лесные следы. Сердце его снова сдавилось от страха. Мальчишке казалось, что Евграф что-нибудь да сделает, чтобы спасти брата Павла… Председатель по приставной лестнице спускался с овинной полицы:

— Ну, ну, ты не реви… Наколотили, что ли? Не реви.

— Божатко, они след увидели…

— Какой след? Медвежий, что ли?

— Нет, Пашкин… — И Алешка заплакал в голос.

— Беги домой, не плачь. И не говори никому про этот след!

Евграф завел в гумно очередной одрец, груженный овсяными снопами. В гуменных воротах, ежели круто, лошадь каждый раз, облегчая въезд, норовила скосить повозку, от этого колесо задевало о воротный косяк. Неопытный возчик нередко ломал при въезде не только чеку, но и саму ось… Поэтому Евграф сам и заводил в гумно одрец со снопами.

Парнишка вроде бы поуспокоился и пошел в свою баню. «Божатко не велел никому говорить. А теперь все равно вся деревня узнает…»

«Да, — подумал удрученный Евграф. — Само собой вся деревня к вечеру заговорит… И про лес, и про этот медвежий след. Живо до сельсовета дойдет, потом до милиции… а главное, до сельпа, до Игнахи Сопронова. Этот уж такого случая не упустит…»

Председатель Евграф Миронов еще до приезда уполномоченного встретил Марьина племянника Павла в гуменной теплинке. Дело случилось так. Овин сушил в тот раз Петруша Клюшин. Евграф пришел проверить, как сохнут ржаные снопы, слазал наверх и после того заглянул в теплинку. Из-за печи, вместо Петруши, вышел вдруг обросший босой мужик. Евграф перепугался, хотел уж кричать и вон бежать, а ноги как отнялись. Босой мужик приставил палец ко рту, что-то вроде улыбки запуталось в его бороде. Председатель пришел в себя: