Барбара Вайн - Черный мотылек

Обманывала себя. Пусть они с мужем не делят больше супружеское ложе, зато их объединяет нечто более важное — семья, дом, общие друзья, решения, которые нужно принимать в связи с воспитанием и образованием детей. А потом наступил день, когда Джеральд молчал угрюмее обычного. И когда вечером Урсула спросила, закончил ли он главу, есть ли ей работа на завтра, Джеральд — он что-то читал, не книгу, а журнал, возможно «Спектейтор» — нахмурился и, не глядя на жену, пренебрежительно отмахнулся от нее — оставь меня в покое, говорил этот жест, что пристала, долго еще тебя терпеть?

И тут она увидела так ясно, словно прочла надпись черным по белому: Джеральд не любит ее, она ему неприятна. Это хуже, чем ненависть, — спокойная, равнодушная нелюбовь, полное безразличие в сочетании с легким раздражением. Не трогай меня, оставь меня в покое, печатай мои книги, готовь мне еду и веди счета, а от меня ничего не жди.

Тогда-то она и ввела в обычай ежедневные прогулки вдоль моря. Миля в одну сторону, миля в другую, в дождь и снег, в туман и ясную погоду, прочь из его дома, подальше от его детей (правда, гуляла она днем, пока девочки были в школе), по бледному с черными полосами песку, глядя то на легкое колыхание воды, то на лунный пейзаж кратеров и дюн. Сначала на прогулках Урсула обдумывала, уйти или остаться. Новый закон облегчил развод, смягчил положение женщины. Она могла добиться опеки над детьми, а Джеральду пришлось бы их всех содержать.

В те дни Джеральд научил Сару и Хоуп Игре. Той самой — «Передай ножницы». Это больше походило на тест или испытание, чем на игру. Она специально посмотрела в словаре: «испытание» — это «суровая проверка или тяжелый, мучительный опыт». Сперва, увидев три склоненные над столом головы, Урсула решила, что Джеральд играет с девочками в карты, но потом заметила переходившие из рук в руки ножницы. Девочки позвали ее в Игру — неслыханное дело!

Но они уже разгадали правила, или Джеральд подсказал — разве две малышки, семи и девяти лет, могли за десять минут разобраться в Игре? Ей это так и не удалось. Ее позвали в Игру, только чтобы попрактиковаться на новичке.

— Я передаю ножницы раскрытыми.

— Неправильно, мама!

— Ты ничего не поняла, да, мама?

— Ладно, попробуем все сначала. Я передаю ножницы закрытыми.

— Опять ошиблась, — сказал Джеральд. — Хватит на сегодня. Пошли, ягнятки, погуляем по берегу.

Разве она сможет забрать у него детей?

Джеральд не был обычным отцом. Он не только обожал девочек — он каждый день занимался ими. Порой Урсула думала, что живет словно великосветская дама, передоверившая детей нянькам. Если она отнимет у Джеральда дочерей, то сломает ему жизнь, а может, убьет его. Не все ли ей равно? Как ни странно, после всего, что произошло между ними, ей было не все равно — и в тот день она это поняла.

Но ей нужно найти свой источник дохода. Урсула чувствовала моральную, если не материальную, потребность в такой независимости. Если бы она могла предвидеть, если бы в день свадьбы представила себе, в кого превратится через каких-нибудь десять лет… Она умела печатать, и больше ничего. Даже если она остается с Джеральдом, надо что-то делать со своей жизнью.

Из этих одиноких прогулок по берегу родилось желание учиться, и на следующий день Урсула записалась на вечерние курсы по истории искусств. Она доложила об этом Джеральду, и ей показалось, что он не расслышал. Если он и замечал, что жена отлучается из дома по вторникам и четвергам, его это не слишком огорчало. Потом она узнала, что он все отлично слышал и брал на заметку.

На курсах Урсула познакомилась с новыми людьми, обзавелась друзьями. До сих пор она общалась только с друзьями Джеральда, но теперь у нее появилась возможность заиметь своих. Но в то же время это все больше отдаляло Урсулу от детей. Это казалось естественным результатом их равнодушия и явного предпочтения, отдаваемого отцу. Хоуп и вовсе пренебрегала матерью. Возможно, Урсуле следовало проявить настойчивость и относиться к этим умным, одаренным девочкам словно к отсталым детям, которых нужно постоянно поощрять, окружать любовью и заботой. Но все это давал им отец, с которым Урсула не могла сравниться, не знала как, ей не хватало духу. Вместо этого она общалась со своими новыми друзьями, особенно с одним из них.

Тогда, через несколько дней после Пасхи, она нашла в кабинете Джеральда газетную вырезку. Он поехал в Эксетер выступать с лекцией в Юго-Западном университете, а Урсула зашла в кабинет за новой главой, которую Джеральд написал накануне, — это было «Быстротечное время» с безжалостным портретом Бетти Вик. Листы, исписанные привычными каракулями Джеральда, с помарками, дополнениями на полях, с текстом, невнятным для всех, кроме Урсулы, ждали ее на столе.