Барбара Вайн - Черный мотылек

Здесь, на страницах Джеральда — а потом еще более четко на ее страницах, — миссис Эади предстала как живая, как в тот день в проеме распахнутой двери. Джеральд создал удивительно точный портрет, вплоть до светящихся серых глаз и крупных рук с обручальными кольцами на обоих безымянных пальцах.

К тому времени Урсула окончательно отдалилась от Джеральда, но они все еще обедали вместе, беседовали за столом о девочках, погоде и домашних делах, и в тот вечер, когда Урсула сделала свое открытие, она несколько раз порывалась спросить: «Я узнала эту женщину. Кем она приходилась тебе? Почему ты ее навещал? О да, я знаю, ты ходил к ней. Ради кого ты ходил? И почему после этой встречи ты словно что-то решил, преодолел, вырвал все корни и навсегда увез нас из Лондона?»

Но он молчал, и это молчание останавливало. В тот вечер Джеральд сидел напротив нее и читал, не произнося ни слова. Она помнила даже, какую книгу он читал: письма Пастона, [15] Архивы писем семьи Пастон, отражающие исторические события в Англии XV века (Война Роз). новое издание, присланное в подарок каким-то редактором. А если бы она и спросила, он все равно бы не ответил. На другой день Урсула вернулась к его каракулям, к исчерканным страницам, и повстречала молодого человека, отнюдь не похожего на Джеральда, — доброго, нежного Поля.

Друг Поля когда-то порекомендовал юноше пансион своей тетки, Хлои Рул. Здесь молодой человек устроил свою «берлогу», сделался кем-то вроде сына для пожилой женщины и наблюдал ее постепенное угасание. Какой талант, с невольным восхищением подумала Урсула. Джеральд сумел изобразить эту женщину при первой встрече с Полем еще не старой, лет сорока, но Урсула узнала в ней старуху, которую видела лишь однажды. Миссис Эади была стара, ей давно перевалило за семьдесят. Черные волосы Хлои Рул поседели, волевое лицо одрябло, приятные округлости, отмеченные Полем в первый раз, пожирал рак. Но это, несомненно, была та самая женщина, и Урсула с содроганием поняла, что Джеральд ее любил.

Вместо Лейтона он поселил ее в Хоунслоу, наделил высоким серым домом, вместо шестерых детей дал всего двоих. Не было убитого сына, пропавшего сына, дочери, ушедшей в монастырь, только сын и дочь, третьестепенные персонажи, почти не участвовавшие в повествовании. А другие дети — кто знает, быть может, они фигурировали в «Бумажном пейзаже» или в «Вестнике богов». Всю жизнь Джеральда можно найти в его романах — и не обнаружить ничего.

Чем больше Урсула узнавала о Джеральде, тем меньше знала о нем. В тот день, возвращаясь домой с Гудвин-роуд, она чувствовала себя виноватой: она неверно судила о муже, напрасно попрекала его. Никто не навещал миссис Эади, кроме соседки, которой она оставляла ключ, чтобы та присмотрела за домом, пока хозяйка лежала в больнице. У этой женщины была большая машина, муж — высокий брюнет, он, наверное, как-то раз и заглянул сюда по просьбе жены.

Дикки Парфитт ошибся. Впрочем, Урсула особо и не рассчитывала на него. Стыдясь самой себя, она села за стол и написала в детективное агентство письмо с отказом от услуг и просьбой выслать ей счет. Прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что, в сущности, ничего не изменилось: она так и не узнала, зачем Джеральд ездил на Гудвин-роуд, а главное — почему отвергает жену.

На следующий день Джеральд вернулся из Девона с предложением. Он был ласков, шутлив, снисходителен, раньше под настроение назвал бы ее Медвежонком. Не переехать ли в провинцию? — вот что он предлагал.

— Уедем из Лондона. Будем жить за городом. На берегу моря.

— Разве ты можешь оставить Лондон? — усомнилась она.

— Почему бы и нет? На службу я не хожу.

— Так вот куда ты ездил. Присматривал дом?

Прежде Урсула бы не осмелилась задать ему этот вопрос в упор. Но она перестала бояться, перестала почтительно трепетать перед ним.

— А говорил, что ищешь материал?

— Я был в Девоне, — сказал он. — В северном Девоне. Самый красивый пляж во всей Англии. Дом на утесе с видом на остров Ланди. — Он оглянулся на жену, глаза его так и горели. — Надо было предупредить заранее? Собираешься покапризничать?

Словно немолодая женщина, а не балованная дочка Бетти и Герберта Вик, она ответила:

— Я никогда не капризничаю.

— Что верно, то верно. Вот и хорошо. Ну же, Урсула, Малая Медведица, созвездие мое, порадуйся хоть немного. — Урсула уставилась на мужа с таким недоумением, что он впервые на ее памяти покраснел. — Ну же, — повторил он. — На следующей неделе поедем вместе в Гонтон, всей семьей, посмотрим дом. Тебе понравится.