Жан-Мари-Гюстав Леклезио - Путешествия по ту сторону

Она висит в пространстве, лицом к светилу, и ее омывает мягкий красный свет, прохладный и легкий, такой слабый, что во мгле его еле различаешь. Бетельгейзе так велик и так разрежен, что от него трудно оторваться. Нужно отступить назад, паря в пустоте, прикрыв глаза, чтобы не видеть звезды, которая наполняет вас подобно мысли, самой исполинской мысли во всей вселенной. Западая назад, Найя Найя описывает широкие круги. Она пролетает совсем рядом с γ Близнецов, пересекает большой поток теснящихся друг к другу белых звезд. Это термиты, и Найя Найя чувствует пощипывание по всему телу. По другую сторону Млечного Пути, в середине звездного скопления — Альдебаран. Он светит очень ярко, неподвижно, и его непреклонный взгляд отталкивает Найю Найю еще дальше. Времени и пространства нет. Найя Найя одновременно везде, во всех этих вечных узорах: Пегас, Ящерица, Геркулес, Лира, Дельфин, Волопас, Дева. Веки больше не ограничивают пространства, словно глаза Найи Найи вылезли из орбит и дрейфуют в ночи — еще две звезды, всевидящие и свободные. Внезапно ее неотвратимо притягивает к себе блистающий шар, плотный, немилосердно жгучий, от него так и веет мощью, шар, содрогаясь, большими порциями излучает в пространство свет. Его нельзя не заметить. Найя Найя глядит на звезду, и ею овладевает странный гипнотический сон. Это Алголь, де- [193] мон, в его огненном сердце столько красоты, что от этой звезды нельзя отвести взор. Алголь не такой легкий, как Бетельгейзе, и не такой жгучий, как Сириус. В стороне от других звезд, на краю Млечного Пути он то зажигается, то гаснет, отправляя через всю вселенную свои губительные с вето граммы. То разгораясь, то исчезая, он тревожит ночь, и все колеблется и пребывает в нерешительности. Найе Найе хотелось бы отдалиться от него. Она из всех сил старается отодвинуться назад, ускользнуть от волн Алголя. Но белая мерцающая звезда притягивает вас в свое поле, парализует вашу волю, сводит на нет ваши желания. Глядя на нее с горных круч, человек идет к краю пропасти, а корабли на море выносит на смертоносные рифы. Найя Найя ищет вокруг звезд-друзей, которые помогли бы ей развеять чары. Млечный Путь проходит так близко от Алголя, достаточно прыгнуть в пустоту, чтобы вас подхватило и понесло к Кассиопее, Денебу, Лисичке, Стреле, Альтаиру, чтобы медленный серовато-белый поток привел вас к дальним пределам неба, к похожему на остров Щиту, и дальше, к другому, незнакомому небу, где властвуют Скорпион, Гидра, Волк, Жертвенник, Тукан, а потом еще дальше, к магическому знаку в центре — к Южному Кресту, белеющему в ледяной ночи. Свет Алголя слабеет, Найя Найя откидывается назад и камнем падает в пустоту. Ее паденье длится часы или годы, так долго, что Найя Найя уже не помнит, когда оно началось. Алголь превращается в точку, еле заметную во тьме. И тут внезапно появляются два брата; их, замерших в пространстве, называют Плеядами. Солнце Альдебарана не подпускает их к себе, и они неподвижно висят в воздухе, окруженные звездной пылью, грустные и безмолвные. Однако Найя Найя рада встрече. Они такие спокойные. В них нет неистовости Сириуса или Альфакки, они не слишком ярки, но, когда глядишь на Плеяды, переполняешься необъяснимой радостью, как будто они действительно два стража в ночном пространстве. Долгое созерцание этой пары уничтожает страх Найи Найи перед Алголем. Наконец она медленно удаляется. Странствовать среди звезд хорошо тем, что тут ничего не надо понимать, не надо искать путь. Знай плывешь себе, то приближаясь к звездам, то покидая их в своем бесцельном движении. Тут нельзя потеряться, тут всегда есть светящиеся шарики, звездная пыль, начертанные знаки и этот большой белый поток, разделяющий небо надвое. Купаешься в нежном свете, чувствуя иногда холод, иногда жару, а иногда сча- [194] стье, и причина одна — свет. Кругом такая ширь, такие дали, что нет нужды думать, вернее, думаешь уже по-другому, это больше похоже на свободную речь, где каждое слово самодостаточно, звучит бесконечно и таинственным образом сочетается с другим.

Найя Найя проскальзывает в Северный Треугольник, и тут появляется огромный Овен, вокруг которого вращаешься целые столетия, а после снова черное пространство, вплоть до Пегаса, Альгениб и Меркаб, расположенные на одной кривой, тоже прекрасны. Найя Найя пересекает ромб Дельфина, а за ним Геркулес. Перед полукружием Короны, блистающей шестью своими ледяными мирами, Найя Найя останавливается.

Но тут ее притягивает новая звезда. Найя Найя быстро ныряет вперед, в пустоту, пересекает что-то вроде круга, и в конце пути к Волопасу ее ждет последний небесный свет, самая, наверно, прекрасная из всех, уединенная, надменная, мерцающая в полном мраке звезда, от которой невозможно отвести взор; это Арктур, так далеко отстоящий от Сириуса, Андромеды, Бетельгейзе, божественная звезда, никогда не открывающая своих тайн. Он не подпускает к себе. Бессмысленно вместе со световыми лучами мчаться к нему со скоростью взгляда, он неизменно остается далеким и недоступным. Арктур сверкает со всей силой своей боли, своего одиночества. Никому не дано прервать его изгнания. Арктур неотрывно смотрит на мать, и взгляд его не слабеет. Найе Найе очень хотелось бы перемолвиться с ним словом, отвлечь его от навязчивой мысли, загородить собой Большую Медведицу. Но это невозможно, ночь слишком широка, и свет Арктура продолжает свой тяжкий путь презрения и боли, путь до противоположного края вселенной. И Найя Найя уходит, оставляя Арктур в его изгнании. Удаляясь, она порой оборачивается, чтобы посмотреть на прекрасную звезду, на яркий и высокомерный Арктур; он не хочет разговаривать, не хочет быть с другими — это одинокое светило, которому не интересны приключения других солнц и которое целиком замыкается в своей ненависти. Взгляд Арктура направлен на Большую Медведицу, и именно к ней держит путь Найя Найя. Она следит за Плугом, чьи выстроившиеся в ряд огни горят в ночи, подобно маякам. Как велик Каллисто! Найя Найя скользит вдоль его чрева меж желтых звезд. Две из них, Мизар и Алькор, горят ярче других, но это не беспощадный свет Арктура, а приятное, умиротворяющее мер- [195] цание. Найя Найя неторопливо дрейфует среди солнц Медведицы. Здесь, в окружении звезд, так хорошо. Везде горят огни, некоторые так близко, что греют лицо, другие бледно мерцают вдали. Со звездами нельзя чувствовать себя одиноко. Они танцуют по-своему, вращаясь, сжимаясь, отбрасывая брызги лучей. За Медведицей Найя Найя замечает далекие, похожие на корабельные огни, светящие во мраке ночи, — Вега, Рысь, Волосы Вероники, Регул и гигантская Капелла. Это странствие — вдали от миров, вдали от твердой земли и полюсов — бесконечно. Здесь светила никогда не заходят и горизонты открыты взору. Странствуя в ночи, ты сам становишься ее частью. Ты видишь свет, но сконцентрированный в виде шариков, которые напоминают капли воды. Тут есть непонятные полосы, неподвижные языки пламени, которые не гаснут в течение веков, есть черные дыры, непрозрачные участки, звездные скопления, потоки темноты. После Алькора Найя Найя начинает вращаться, словно опускаясь в воронку. Она пересекает созвездия Цефея и Дракона, разглядывая все голубоватые, белые, желтые, красные шары. Ей то холодно, то жарко, ее тело словно прочесывает небеса. Она спускается ниже, ниже и вдруг замирает на месте. Ее сердце еле-еле бьется, может, раз в несколько тысяч дней. Вместо сердца у нее — последняя звезда, которая делает человека таким же неподвижным и спокойным, как и все мироздание, звезда не очень красивая, она не такая яркая и не таких колоссальных размеров, как Бетельгейзе или Е Возничего. Она не такая ужасная, как Алголь, не такая прекрасная, как Вега, не такая таинственная, как Арктур, но и не странная, как Спика, не ослепительная, как Канопус, не двойственная, как Капелла. Просто эта звезда в центре твоего существа, она бьется вместо сердца, твое неподвижное тело окружает ее, меж тем как в ночи тобою бережно овладевает почти что вечный сон и твои глаза закрываются. Найя Найя дышит медленно, ведь внутри нее уже, по существу, не воздух, а безграничное пространство черной ночи, которое разрушает границы тела и распыляет сознание. Теперь уже тысячи взоров, одни холодные, цвета ржавчины, другие голубые, белые, жгучие, упираются в твою плоть, нанося несмываемые татуировки, единственно настоящие, таящие скрытый смысл рисунки, которые никогда не сотрутся. Тебе холодно одной на земле, а ночь долга. Мужайся! Мужайся, и ты достигнешь звезд.