И вдруг вся стая взлетает, птицы отрываются от скалы и взмывают к потолку. Парят высоко-высоко, меж четырех голубых ламп. Музыка играет — или это уже не музыка? — "The dark side of the moon", «Пинк флойд». Стая чаек колышется над утесом, обросшим внизу водорослями. Птицы парят на ветру, теряя равновесие, опускаются на скалу, снова взлетают. Оглушительно хлопают крылья, разносятся над морем пронзительные крики. Музыка убыстряется, замедляется, птицы ищут выхода, ждут, когда Пью-Джин укажет им путь к свободе, к бескрайнему морю и вольному ветру. "Lot Live" сменяет "Queen of the Silver Silk", потом сразу вступает "Lady, lady" и без перерыва "Interstellar Overdive". Пью- Джин отрывается от стаи, взмывает высоко в небо, пробив насквозь потолок, парит над ночным городом. Стая хочет взлететь вслед за ней, птицы отчаянно хлопают крыльями. И вот все они тоже взмывают и парят над городом. Стая проносится над неоновыми огнями, не задевая даже самых высоких башен. "Have you... seen your mother, baby, standing in the shadow?"
Хорошо быть птицей и лететь, как Пью-Джин, над кры- [74] шами города, увлекая за собой стаю. Ничто больше не держит тебя. Паришь в потоках ветра, лишь изредка взмахивая крыльями, летишь к морю, и оно плещется далеко внизу, бескрайнее, безбрежное. Когда поднимаешься так высоко, все внизу становится крошечным. Небоскребы — спичечные коробки, улицы — почти неразличимые бороздки. Другим птицам хочется последовать за Пью-Джин, но они не могут взлететь так высоко. Они парят, сбившись в стаю, словно облако, машущее крыльями, ощетинившееся клювами. То и дело вырываются из отверстия в потолке пещеры под раскаты музыки — "Ventura Highway", группа «Америка», «Один день в жизни», «Битлз». Никто не разговаривает. Здесь все свободны, летят, куда им хочется. Нет больше ни стесняющих стен, ни давящего потолка. Вместо улиц — воздушные потоки, вместо лестниц — невидимые струи воздуха. Стая взмывает все выше, все дальше, туда, где живут лишь самолеты и дирижабли. Пью-Джин ведет стаю за собой, не переставая танцевать. Она танцует, летя, взмывая к облакам. Ее танец освобождает вас, вырывает из тесных кирпичных застенков. Аллигатор Баркс и Джин Шипучка тоже превратились в птиц. Оторвавшись от своих стульев, они парят, глядя на танцующих. Музыку никто больше не слушает. Теперь слышна лишь музыка крыльев и птичьих криков, а репродукторы и оранжевый маяк остались далеко внизу. Это может длиться бесконечно. Час за часом, день за днем. Вы уже не там, где живут люди. Вы в Антарктике, где лишь тучи птиц кружат над ледяными торосами. Птицы следуют за Пью-Джин, она летит без устали, ведет стаю к родному острову, а он далеко-далеко, по ту сторону океана. Им предстоит долго лететь в свисте ветра и хлопанье крыльев до своего острова. Но как они будут счастливы, когда долетят! И снова начнут танцевать, кружась на месте, взмывая и плавно опускаясь. Для того и играла музыка, чтобы увести вас на край света, на тот чудесный остров, где можно вечно жить, танцуя. Да, поистине Пью-Джин — королева птиц.
[75]
Поджидая ее,
Я часто бродил по берегу моря,
Где не было слышно ни звука,
Лишь шелест ветерка в сосновых иглах.
[76]
Найя Найя умеет убивать дни. То есть она их просто отменяет. Время, которое мы проводим впустую, для нее не существует. Годы, дни, часы можно растянуть, а можно сжать до предела. То они длятся долго-долго, то проносятся — не заметишь. А наша Найя Найя ничего не ждет, ничего и никого. Она скользит сквозь время, неслышно минуя дни. А то вдруг вздумает двигаться во времени назад, и никто не может последовать за нею в это путешествие. В те дни, когда время летит быстро, она становится большой, высокой, как дерево. А в дни, которые тянутся долго и неспешно, она маленькая, такая маленькая, что трудно ее заметить.
В каждом дне у нее есть укромные местечки. Незадолго до полудня или позже, когда день клонится к вечеру, Найя Найя прячется в один из своих тайников. Ей хочется уйти от всех, чтобы никто не мог ее отыскать. Она перегораживает тропинки, колючий кустарник смыкает ветви там, где она прошла. А те, кто ее не знает, могут подумать, что она еще здесь. Приходит кто-нибудь и говорит вам:
— Ну да, я видел ее, она прошла мимо яхт-клуба час назад.
Но это неправда. Потому что, когда Найя Найя отменяет дни, никто ее не видит. Она уходит из города и быстро-быстро идет по заброшенной дороге к своим тайникам. Есть одна полянка на берегу моря посреди рощи приморских сосен. Найя Найя пробирается через заросли колючего кустарника, покрытого желтыми цветочками, и ветки смыкаются за ее спиной. В такие дни хочется скрыться, исчезнуть, не быть нигде. Это дни, когда нельзя путешествовать — ни унестись в небо, ни уплыть в море, ни уйти в страну деревьев. Все словно затвердело, стало непроницаемым, и солнце печет [77] слишком жарко. В такие дни нет желания разговаривать — разве что на не понятном никому языке. Найя Найя знает все тропинки, по которым можно уйти далеко-далеко. Например, проселочные дороги, перечеркивающие поля. Или тропинки, пересекающие хребты выжженных солнцем гор. И еще — окрестности аэропортов, заброшенные туннели, просеки, рвы, карьеры. И тропы вдоль побережья, известные лишь контрабандистам, и дамбы, и ложбинки между волнорезами. Тысячи укромных местечек знает Найя Найя.
Читать дальше