Глен Хиршберг - Дети Снеговика

– Все кончено, Алина. Худшее, во всяком случае, позади. Теперь нам надо только постараться все исправить.

– Каким образом? – рявкнула мать. – Или ты знаешь лекарство от его заебонов? Ты хоть понимаешь, насколько это…

– Тсс, Алина!

– И пусть слышит, плевать! – она перешла на крик. – Ты слушаешь, Мэтти?

Я не ответил. Только уткнулся подбородком в грудь и обхватил руками колени.

– Ладно, хватит, – сказал отец.

– Нет, ну о чем он думал, черт побери? Помочь Терезе! – фыркнула она с издевкой. – Что это вообще значит?

– Черт его знает. – Теперь отец говорил так тихо, что я его едва слышал.

– Ох, Джо!

После этого я услышал, что мать плачет, а потом, в течение нескольких блаженных секунд, не слышал ничего вообще, пока с улицы не донесся рев очередного взрыва активности. Я снова подкрался к окну и увидел доктора Дорети, который разгонял соседей, как голубей. На ресницах у него лежал иней, на лысой макушке плавились снежинки. «Эни-бени-лук-морковь, человечью чую кровь», – подумал я. Его оцепили полицейские, но путь ему они не преграждали. Я услышал, как отец чертыхнулся и побежал к парадной двери. Именно в этот момент меня заметил доктор Дорети. Он выставил указательный палец, нацелив его на меня, как ружье, и быстро взбежал по ступеням. Моей первой мыслью было юркнуть в шкаф. Но потом перед глазами всплыло лицо Терезы, застывшее в крике, и я, сам того не ожидая, вылетел из своей комнаты и помчался вниз, чтобы оказаться рядом с отцом, когда он откроет дверь.

Увидев меня, отец скорчил недовольную мину, но прогнать не прогнал. Он положил руку мне на плечо и развернулся таким образом, чтобы загородить собой проход, когда будет разговаривать с доктором через сетчатую дверь.

– Что ты хотел, Колин? – спросил он твердо.

– Отойди, Джо. Я пришел поговорить с твоим сыном, – с костяным скрипом выдавил из себя доктор.

– Все нормально, пап, – пролепетал я, чуть не плача.

Отец мельком взглянул на меня, пока доктор Дорети протискивался мимо него.

– Слезы тебе не помогут, – сказал доктор. – И если с ней что-то случилось, то, клянусь могилой ее матери, тебе уже ничто не поможет. Ничто. Ты понял? А теперь говори, где она?

Я вылупился на него в изумлении. Но прежде чем я успел что-либо сказать, он рухнул на колени, как марионеточный тролль с перерезанными нитями, и его конечности судорожно задергались.

– Где она? – проскулил он. – Она знала об этом – о тебе и Спенсере? Она тоже в этом участвовала? – Голова его наклонилась вперед, как будто он молился. – Что она знала?

Я представил себе Терезино лицо за моим окном, представил, как она выплывает из дома Фоксов навстречу поджидающему ее снежному вихрю.

– Понятия не имею, – сказал я. – Она знает, что со Спенсером все в порядке.

Тут ко мне подскочила мать и, пытаясь отпихнуть доктора коленом, повалила его на пол. Она вцепилась в меня обеими руками и завопила:

– Где она, Мэтти? – Слова искрами сыпались у нее изо рта. Она принялась меня трясти. – Как Тереза узнала, что со Спенсером все в порядке?

Я не мог говорить. Единственная мысль в голове – что матери скоро снова придется красить волосы. Наконец она перестала меня трясти, выпустила мои руки и принялась буравить меня взглядом глаза в глаза, пока между нами не установился контакт, – раньше она всегда так делала, чтобы я перестал плакать.

– Она приходила к моему окну, – сказал я. – Вчера вечером, совсем поздно. Мы просто хотели ее увидеть, мам. Ее так долго не было. Мы хотели убедиться, что с ней все в порядке. Я вышел на улицу и повел ее к Спенсеру…

– Куда повел? – переспросила мать. Я никогда не видел ее такой испуганной.

– В дом Фоксов. Спенсер прятался в доме Фоксов. Я повел Терезу с ним повидаться, но она почти ничего не говорила, а если и говорила, то какую-то бессмыслицу, и тогда мы отвели ее домой. – Ужас, охвативший меня в тот момент, был совершенно мне не знаком – он ледником расползался по спине, по рукам и ногам, по глазницам, пока не накрыл весь мир белым куполом.

– Она пропала, – промямлил доктор вяло, как будто этот ледник дополз и до него. Он все никак не мог принять сидячее положение на синевато-сером плиточном полу.

– Нет, нет! Мы расстались с ней у вас на заднем дворе. Мы проводили ее до самых дверей.

– В котором часу? – спросил сержант Росс, чье огромное туловище перекрывало дверной проем. Я даже не заметил, как он вошел.

– Не знаю, – сказал я. Мне становилось трудно проталкивать воздух сквозь зубы.