Глен Хиршберг - Дети Снеговика

– Она правда там? – прошептал Спенсер.

Когда боль отступила, по коже снова поползли мурашки. Посмотрев на Спенсера, я увидел в его лице сомнение, потом проблеск надежды. И чуть не бросился его обнимать.

– Спенсер, у нас все получилось.

Он вдруг ни с того ни с сего рассмеялся. В этом доме смех зазвучал жутко – как осквернение царившего здесь мрака и уныния. Я пихнул его в бок.

– Заткнись. Ты ее спугнешь.

Спенсер продолжал ухмыляться. Я вдруг тоже ухмыльнулся. Все, что он сказал, было правдой. Нам действительно грозили неприятности. Мы сделали страшную вещь – предали всех, кого знали. И главным образом, по моей вине. Но она была здесь. Все остальное роли не играло.

– А что полиция? – спросил он.

Я пожал плечами:

– Они еще вернутся.

Оттолкнув меня, Спенсер выскочил из спальни. Я погнался за ним. Мы добежали до гостиной в мертвом гите, [77]Спенсер – с ходу приземляясь на колени рядом с Терезой. И тут я увидел ее лицо.

Оно словно застыло в крике: губы – большое красное «О», кожа такая белая, что было видно вены, глаза так широко распахнуты, что веки чуть не целиком ушли в глазницы. Из горла вырывалось мерное басовое бульканье, похожее на звук воды, тоненькой струйкой стекающей по стене в глубине пещеры.

– Это идея Мэтти. Мы… – начал было Спенсер и тут же умолк, словно кто-то высосал у него изо рта все слова. Время, речь – все застыло.

Тереза сняла одну фотографию со стены и положила ее на кофейный столик. На фотографии были осенние березы, кольцом окружавшие Сидровое озеро. Красно-бурые листья плавали на поверхности воды, словно флотилия крошечных бумажных корабликов. Казалось, они вот-вот выплывут из рамки и закружат вокруг нас.

– Красивые деревья, – сказала она. – Приятно полежать на этих мертвых листьях.

Ни Спенсеру, ни мне не нашлось, что ответить, и мы смолчали. Так мы и стояли – компания друзей, которых я всегда мечтал иметь: равносторонний треугольник, как учила нас мисс Эйр, – неподвижные, не соприкасающиеся, но сомкнутые вместе, в «прицепинге» через всю жизнь. Я давно уже не загорался никакими идеями. И вдруг свежая безумная мысль засемафорила у меня в мозгу, как сигнальные огни. Я подумал: почему бы нам всем не остаться здесь навсегда? Тереза могла бы разглядывать фотографии и читать книги. Мы со Спенсером делали бы уборку, заправляли постели, задергивали шторы, прячась от света, и каждый день приносили бы ей еду и питье, ухаживали бы за ней, как за цветком.

– Мэтти, – сказал Спенсер таким скрипучим, надтреснутым голосом, как будто он не пользовался им несколько дней, – сделай что-нибудь.

Я выглянул в окно. Белый рассвет лавой разливался по деревьям, парализуя все вокруг. И тут я понял, что это было самое худшее, самое страшное, что мы могли сделать. Если на то пошло, мы только глубже загнали Терезу в ту узкую нору, которую она в себе прокопала, и теперь не могли ни пробраться к ней, ни выманить ее оттуда.

– Кое-что я уже сделал, – сказал я в надежде, что Тереза способна хотя бы меня услышать, а может, и понять, что я имел в виду. – Помнишь?

Медленно, словно астронавт, отрывающийся от поверхности Луны, Тереза приподнялась на носки. Мы со Спенсером могли протянуть руки и подхватить ее, но ни он, ни я этого не сделали. С минуту она раскачивалась между нами, а когда подняла глаза, в их глубине словно что-то вспыхнуло.

Не переставая раскачиваться взад-вперед, она свела руки на талии. Потом посмотрела на меня. И теперь это была та Тереза – или коллаж из нескольких Терез, – которая хитро улыбалась мне в разгар «Битвы умов», которая игнорировала меня, обставляя меня на уроках, которая была не в себе и которая все время мечтала.

– Привет, мои гномы! – сказала она и захихикала.

Я остолбенел.

– Тереза? – проговорил я в нерешительности. Я не был уверен. И не хотел ее спугнуть. Неужели… может, просто…

– Гномы? – переспросил Спенсер и наклонился вперед, чуть не схватив ее за руки.

– Прелестно! – сказала она. – Просто изумительно! Этот дом в лесу. Мы хорошо спрятались.

Не знаю, но казалось, говоря с нами, Тереза была совсем нормальной, такой как всегда. До этого. Я не понимал, но хотел понять. Она поднесла руку к лицу Спенсера, и, по-моему, в ее глазах блеснули слезы.

– Ты исчез, – сказала Тереза.

– Прости, – ответил он. – Я не хотел тебя напугать. Просто я…

– Белая половинка тебе, – прошептала Тереза и улыбнулась. Печальной, тревожной улыбкой. – Красная – мне. Чтобы загадать желание.