Глен Хиршберг - Дети Снеговика

– Ого! – хмыкнул Спенсер.

Как только я уселся, Тереза встала и пошла прочь. Мы со Спенсером тупо смотрели ей вслед. Когда до нас дошло, что она не вернется, мы тоже тронулись с места и прошагали два квартала до мороженицы «Строе», ни слова не сказав друг другу, пока не пересекли парковку мини-мола. [27]

– Похоже, она малость не в себе, – сказал Спенсер.

– Да уж.

По правде говоря, меня всегда поражало в ней то, что она была гораздо больше «не в себе», чем я, а это кое-что да значит.

Когда мы доели мороженое, Спенсер позвонил матери, чтобы она за ним заехала, а мне велел идти домой. Я сказал, что могу подождать, но он настаивал. Дескать, его мать не из тех женщин, с которыми можно знакомиться при случайных обстоятельствах. И я ушел.

На следующий день Джон в школе не появился, однако Спенсер с Терезой сели на свои обычные места, и мы продолжали обмениваться шутками, пикироваться и цеплять друг друга все более по-свойски.

В выходные моя мать собралась постричь траву, но вскоре, бросив газонокосилку, в панике влетела в дом, принеся на ногах несколько «желтых жилетов». Она чертыхалась и хохотала, корчась на диване, пока мы с Брентом отпаивали ее ар-си-колой, а отец извлекал жала, смазывал ранки бальзамом и увещевал ее точно таким тоном, которым он обычно разговаривал с проводками, когда мастерил стерео. Остаток утра я просидел на крыльце, слушая свирепое шипение «желтых жилетов», роившихся над ямкой на нашем газоне.

Я все еще сидел на крыльце, когда у нашей подъездной аллеи появились Фоксы: сам мистер Фокс и Барбара. Мистер Фокс был в джинсах и белой парадной рубашке, очень тесной в талии. Барбара плелась за ним в шортах. Загар у нее уже сошел, но не совсем, и воспоминание о том, как ее нога лежала на моей, отвлекло мои мысли от ее отца и от того, что мне в нем может нравиться.

– Доброе утро, Мэтти, – сказал мистер Фокс. В нем что-то изменилось. Не знаю, что именно.

Барбара выглянула из-за его плеча. Потом вяло улыбнулась.

– Вот, караулю осиное гнездо, – сообщил я, махнув рукой.

Отец открыл сетчатую дверь. Я увидел, как мать за его спиной приподнялась на локтях посмотреть, кто пришел.

Мистер Фокс явно поработал расческой. Даже на его теле волосы казались приглаженными. Глаза у него были не такие красные, как обычно, скорее даже розовые, цвета новой кожи вокруг болячки. Через несколько месяцев, подумал я, у мисс Эйр глаза, наверное, будут такими же.

– Я тут был на собрании алкоголиков, – сказал он отцу. – У меня есть поручитель, ну и все такое.

– Браво, Фил! – похвалил отец; в его голосе прозвучало радушие и облегчение.

Вздохнув, мистер Фокс потрепал меня по голове и направился в дом.

– Идешь, Барбара? – спросил он не оборачиваясь.

– Нет, – ответила она и села рядом со мной. Она пробормотала что-то еще, но я не расслышал. Что-то вроде: «Иди ты в баню!»

Когда они вошли, мистер Фокс спросил отца, нельзя ли оставить сетчатую дверь открытой. Барбара застонала и уронила голову мне на плечо. Ее черные волосы рассыпались по моей груди.

– Что, тяжело дома? – спросил я, млея от прикосновения ее щеки и волос. Она быстро выпрямилась.

– Теперь я вспомнила, почему ты мне понравился, – сказала она и погладила меня по спине. Потом пробормотала: – Тяжело у него дома. Даже не знаю, почему я еще здесь. Я ведь потому и уехала. Мне приходится выманивать его из постели, говорить, что все хорошо и что все будет хорошо, стоять у двери в ванную и сюсюкать с ним, чтобы он смог…

Она осеклась на полуслове. Я затаил дыхание, словно подслушивая взрослые разговоры о том, чего мне, может, вовсе не хотелось знать.

Из дома доносился голос мистера Фокса. Говорил, главным образом, он – путанно, бессвязно, как школьник, пересказывающий содержание книги, и ко мне вдруг незаметно подкралась грусть. Я смотрел на ос, на залитые полуденным солнцем деревья и крыши и представлял, как люди катаются по всему миру – Вьетнам, Африка, Ферндейл, – а потом снова закатываются в свой дом, как шарики в «Лабиринте», [28]а иногда мир переворачивается, и кто-то проскальзывает из старой канавки в новую, которая может привести либо опять к началу, либо к концу, но только не к выходу. Выхода вообще нет.

– Спой мне, – попросил я.

И Барбара, которая, я вдруг это понял, даже не заметила, что я прижался коленом к ее ноге – впрочем, я и так это знал, но до того момента был слишком мал, чтобы предаваться мечтам, – сказала:

– Давай. Только ты должен мне подпевать. По типу «зов – отклик». Вот так. – И для примера она пропела: – Йе-е, йя-ха-ха-ха-ха-а-а!