Николай Прокошев: Обед из опоссума

— А-а. Да, эти были с нами тогда. Просто я не знал как их зовут.

— А вы, случайно, никуда с ними не отлучались, не отъезжали, — следак продолжал пытливо взглядом буровить переносицу Моне.

Вот это был как раз тот случай когда надо было серьёзно подумать прежде чем что-то сказать. Но сейчас у Мони не было времени думать. Конечно, эту ситауцию надо было продумать ещё неделю назад. На случай вызова в мусарню у него уже должен был созреть чёткий ответ. Но у него началась сессия и он полность погрузился в учёбу. Пару раз, перед сном, он пытался прокрутить в голове план возможных действий. Но так ничего конкретного и не придумал. Однако, по дороге сюда ему ничего не оставалось делать, как проанализировать все перспективы и стороны этого дела. Если скажу, что не ездил, тогда вроде бы придраться не к чему. Хотя, вдруг парнишка на заправке меня каким-то чудом углядел или камеры всё-таки засняли. Вдруг у них есть какие-то доказательства. Стоп. А причём здесь я вообще? Может меня эти 2 падлы слили? Грек с Серёней. У мусоров на меня скорее всего ничего нет, кроме их показаний. А вдруг есть? Хер проссышь. Теперь, если скажу, что всё-таки ездил. Спросят зачем наврал друзьям и сказал, что ходил в магазин. Раз они знают адрес, значит допросили всю компанию. А те мне поверили и, естественно, чтоб меня выгородить сказали, что меня с Греком не было. А откуда ментам известен адрес вечерены? Значит, внатуре эти гниды слили. Больше некому. Наверное, всё же лучше правду сказать. А там по ситуации.

— Не знаю с кем, но на какую-то заправку я ездил. За хлебом. Может с ними, а может нет. Не помню — пьяный был, — здесь Моня внаглую соврал, потому что он принципиально ничего крепче газировки не пил.

— А почему друзьям сказали, что в магазин ходили? — злорадная улыбка расплылась на гладко выбритой харе.

— Говорю же, пьяный был. Я вообще, как выпью, много чего могу сказать. Не думаю, башка пробита. Боксёр, спорстмен и так далее, — Моня начал плести околесицу. Он до последнего не хотел сдавать Грека и Серёню, потому что не был уверен они или нет на него показали.

— Но вы же помните как на заправку ездили?

— Помню. Это помню. Зачем помню, а с кем, хоть убей, не вспомнить. А что случилось-то? Что вы от меня хотите?

— А то, что заправку эту пытались ограбить. И вы, раз вы были в машине, имеете прямое отношение к этому преступлению, — констебль встал и опёрся на стол. «Значит, у вас был предварительный сговор».

— Какой сговор? Они что, заправку ограбили? — Моня изобразил неподдельное удивление. «Да я их вообще первый раз тогда увидел. Я их знать не знал. Какой сговор мог быть. Зачем мне кого-то грабить? У меня денег хватает — посмотрите мой счёт в банке. Я уж точно не бедствую. А в машине тогда я заснул. Я даже не знал куда они поехали. Они меня куда-то привезли потом и я на такси обратно на вечеринку поехал. А кого они там грабили, я понятия не имею, потому что храпел как носорог.»

— Да, Моня. Не думал я что ты вертеться будешь, — тут следователь раскрыл свои карты. «Они же тебя с потрохами, как стеклотару, сдали. Они в деталях описали как ты планировал это нападение. Как ты их под угрозой физической расправы заставил найти пистолет. И такими же угрозами заставил совершить вооружённое ограбление заправки. Ты воспользовался их малым возрастом и несмышлённостью и повёл их за собой на такое тяжкое преступление. А сам-то не пошёл, малолеток науськал.»

Моня не сдержался и всей мордой поморщился, как будто где-то рядом лежала здоровая вонючая куча говна. Либо следак берёт его на понт, либо он конченный дебил, который поверил двум зашуганным малолеткам. А какими позорными сучатами оказались эти малолетки, Моня понял только сейчас. Значит, они заранее придумали легенду, по которой Моню собирались слить по полной программе. Дрогнули, и как последняя мразь, чтобы спасти свои жалкие шкуры, наплели с три короба. Эта легенда не выдерживала никакой весомой критики. Но двум нафуфыренным волчатам это было невдомёк.

Зачастую, они старались себя проявить как безбашенные и подрывные пацаны. Пускали пыль в глаза. И некоторые их опасались и не хотели с ними связываться. А тут, как только их крепко взяли за яйца, они и проявили свою фуфлыжную суть. Все понты отлетели ещё при задержании. Грек, со слезами на глазах, рассказывал как жестокий и циничный Моня заставил его украсть у приёмного отца пистолет. Серёня, взахлёб, причитал и жаловался на систематические побои и унижения, которым его подвергал изверг Моня. Больше всего они боялись депортации. Дома их родители нахлобучили бы по самое не балуйся. Им скорее всего не стали бы накручивать срок. Во-первых потому, что не привлелкались ранее, а во-вторых полностью раскаялись и признали свою вину. Но ответить всё же кто-то должен, а поскольку они уже совершеннолетние их бы наверняка депортировали, хотя может и оштрафовали просто. А рисковать они не хотели и всю ответсвенность решили переложить на Моню.