Сергей Шаргунов - Чародей

— Так мало жилых домов… — засомневался Ваня.

— Просто гуляют, — безразлично сказал шофер Паша. — Соберутся в одной избе и в карты режутся или самогон хлебают. Или чаи гоняют. Много старух совсем старых… Они — в одну избу. Кто помоложе — в другую. Деревня — это как в городе коммуналка. Вот и решают, чей дом будет этим вечером вроде общей кухни.

И он замолчал.

Теперь Ваня глядел на эти деревни более чутко, как на чудо: темные, мертвые, запечатанные льдом деревяшки, и внезапно — освещенный дом — сладко сияющий, в драгоценном блеске прилипшего снега. Новогодняя игрушка.

— Они встречают Новый год круглый год, — поэтично придумал Ваня.

И снова помчали ели, за которыми сопела и варилась гуща зимующего лесного воинства.

— Тормози! — прикрикнул Егор.

— Чего ты? — Паша остановился.

— Назад подай! — Егор вытащил пистолет.

— Что еще? — У Ефремова насторожились усы.

— Волк.

— Где? — спросил Ваня радостно.

Егор выскочил из машины и, утопая в снегу, понесся к глухонемым елям, в голой руке зажат черный предмет. Он опустил голову, высматривая что-то на снегу, у корней первого фланга деревьев, бегом вернулся в машину.

— Извините, Михаил Геннадьевич, не успел.

— Да откуда ты его взял?

— Видел. Стоял на опушке. Типичный волк. Так и просился, чтобы грохнули.

— Ты мог обознаться на такой скорости… — с сомнением протянул Ефремов. — Ты, смотри, не чуди.

— Больше не буду, — пообещал Егор.

— Волки, волки… — поддразнил его Ефремов.

И опять — понеслись ели, тут никаких озарений, ни огонька, сплошная пелена вечной зелени, белизны и темноты.

Паша резко вдарил по тормозам. Вильнув к деревьям и выпахав аршин снега, джип встал. Всех тряхнуло вперед. Их обогнал грузовик, истошно голося.

— Смотрите, — прошептал Паша. — Еще один.

Сквозь оседающую снежную пыль, под светом фар они разглядели матерого зверя. Большая серая собака выжидала — смиренно отводила глаза, но пасть была гостеприимно оскалена.

Первым разорвал оцепенение Егор. Он вышвырнул себя из машины, и зрителям предстала в желтых лучах фар застекольная сценка. Зверь встрепенулся, теперь он смотрел прямо на Егора, не убирая оскал и не сходя с места.

Ефремов хмуро закурил:

— Пускай кончает. Избиратели ждут!

Паша приоткрыл окно и позвал:

— Хватит возиться! Михал Генадич сказал!

Сквозь приоткрытое оконце до них донеслось сдавленное рычание.

Егор вытянул руку. В грохоте зверь отчетливо взвизгнул. Волк опал, заскреб лапами, как сучка, придавленная невидимым кобелем. Ваня смотрел с жалостью: серая шкура трепещет, глаза пропали, растаяли, а из серой башки, где серое ухо, заструился на снег родник, в свете фар — красивый, ярко-красный…

— С первого раза, — громко сказал Егор, влезая в машину.

Он принялся хвастливо отирать пистолет о брючину, словно нож.

— Молоток, — сказал Паша.

— Снайпер, епта, — рассмеялся депутат, докуривая сигарету и пряча в пепельницу. — Хвалю.

Ваня понимал, что тоже надо сказать, и он повторил за шофером:

— Молоток.

— Не хотите вылезти посмотреть? — спросил Паша.

— Времени нет. Видели… — сказал депутат.

— Можно, я по нему проедусь?

— А?

— Ну по волчаре… я проедусь…

— В смысле?

— Ну, типа ритуал. Волчар давим…

— Дави!

Мотор заревел, они сорвались с места, под колесом хрустнуло.

— Люблю давить, — сказал шофер. Все рассмеялись. — Нет, вы не смейтесь. Это моя примета такая. Если вижу дохлую собаку или кошку, обязательно перееду. Или голубя, ворону… А волк — в первый раз. К удаче!

— Ты серьезно? — крякнул депутат.

— От своего опыта, Михаил Геннадьевич, — тревожным голосом сказал Паша. — Вот, сколько не давил, всегда удачу приносило. Причем обязательно в тот же день. То вы мне оклад повысите, то сын-хулиган вдруг пятерки принесет. Жену с дачи вез и утку сшиб, так она выиграла стиральную машину в лотерее «Золотой ключик».

— Утка? — хмыкнул депутат.

— Ленка… Я и не пойму, как первый раз падаль раздавил, пес это был, будто кто-то мне руль вывернул. С тех пор — понеслась. Еду по дороге, как в компьютерной игре, и удачу высматриваю. Хотите верьте — хотите проверьте. Сегодня обязательно счастливое чего-то будет.

— Людей давить не пробовал? — нагло усмехнулся Егор.

Паша ничего не ответил.

Они въехали в городок и остановились. В большой темноте площадки толпился народ перед длинной, освещенной прожектором, телегой с триколорами, воткнутыми на краях. Триколоры развевались по метельному ветру, как знамена мороза. Белый-синий-красный — цвета обморожения… Толпа, как огромное, впряженное в телегу животное, выпускала единодушный пар и паром умывалась. Гремел гимн России, так что слышно было в машине. Джип моментально облепили подобострастные человеч-ки. Испитой мужик в дубленке приоткрыл дверь, заглянул и выпалил: