Карлос Сафон: Игра ангела

За годы странствий я стал свидетелем, как ад, сотворенный на страницах книги, написанной для патрона, обретал жизнь у меня на пути. Я тысячу раз убегал от собственной тени, всегда оглядываясь назад, пребывая в вечном страхе, что встречу ее за углом, через улицу или у изножья кровати в нескончаемые ночные часы, предваряющие рассвет. Я не поддерживал ни с кем знакомства достаточно долго, чтобы возник вопрос, почему я совсем не старею, почему на моем лице не появляются морщины, почему мое отражение в зеркале остается всегда таким же, как в ту ночь, когда я простился с Исабеллой на пристани в Барселоне, и ни минутой старше.

И наступило время, когда я уверовал, что в мире не осталось укромных мест, где я не побывал бы. Я так устал от страха, устал жить воспоминаниями и умирать от них, что поселился там, где заканчивается земля и начинается океан, который, подобно мне, никогда не стареет и встречает каждый новый рассвет таким же, каким был вчера.

Прошел год с тех пор, как я обосновался здесь, на краю земли, и вернул себе собственные имя и профессию. Я купил старую хижину на берегу. И этот скромный кров я делю с книгами, оставленными прежним владельцем, и пишущей машинкой. Мне приятно думать, что она могла бы быть той самой, на которой я напечатал сотни страниц, хотя не знаю, помнит ли кто-нибудь еще об этом. Из окна мне открывается вид на маленький деревянный причал, вдающийся в море. В конце причала пришвартован бот, продававшийся вместе с домом. Это всего лишь небольшая шлюпка, на которой я иногда выхожу в море и доплываю до того места, где начинается гряда подводных рифов, а берег почти исчезает из виду.

Я совсем ничего не писал, пока не приехал сюда. В первый раз, заправив лист в каретку пишущей машинки и положив руки на клавиатуру, я вдруг испугался, что не сумею составить ни одного предложения. В первую же ночь, которую я провел в хижине, я начал писать эту историю. Я работал до рассвета, как делал когда-то много лет назад, не зная пока, для кого я пишу ее. Днем я гулял по пляжу или садился напротив хижины на деревянный причал — мостик между небом и морем — и читал старые газеты, залежи которых обнаружил в одном из шкафов. Их страницы были полны описаниями войны и мирового пожара, который я выдумал для патрона.

И вот так, читая старые хроники времен воины в Испании, времен войны, разразившейся затем в Европе и мире, я внезапно решил, что терять мне, в сущности, нечего. Я хотел лишь одного — узнать, все ли в порядке у Исабеллы и помнит ли она меня. Или хотя бы узнать, жива ли она. Тогда я написал письмо на адрес старой букинистической лавки «Семпере и сыновья» на улице Санта-Ана в Барселоне. Я знал, что истекут недели или даже месяцы, прежде чем письмо дойдет до адресата, если это вообще когда-нибудь случится. В графе «отправитель» я подписался «Мистер Рочестер». Я знал: если письмо попадет к ней в руки, Исабелла догадается, от кого оно. И если ей не захочется, она может не распечатывать его и забыть обо мне навсегда.

Месяц за месяцем я описывал случившуюся со мной историю. Я снова увидел лицо своего отца и бегал на посылках в редакции «Голоса индустрии», мечтая однажды потягаться с великим Педро Видалем. Я вновь впервые встретил Кристину Сагниер и опять переступил в первый раз порог дома с башней, чтобы погрузиться в бездну безумия, поглотившую Диего Марласку. Я писал каждый день с полуночи до рассвета без перерыва, ощущая себя живым впервые с того дня, когда мне пришлось бежать из города.

Письмо пришло в июне. Почтальон сунул мне его под дверь, пока я спал. Оно было отправлено мистеру Рочестеру, а обратный адрес указан просто: «Книжный магазин „Семпере и сыновья“, Барселона». Несколько минут я метался по хижине, не отваживаясь вскрыть письмо. Наконец я вышел и сел на кромке берега, чтобы прочесть его. В конверте лежал листок бумаги и второй конверт, поменьше. На маленьком конверте, траченном временем, почерком, который я не забыл за прошедшие полтора десятка лет, было написано мое имя: «Давид».

В письме Семпере-младший рассказывал мне, что после нескольких лет бурной и расторгавшейся помолвки они с Исабеллой сочетались браком 18 января 1935 года в церкви Санта-Ана. Церемонию вопреки всем предсказаниям совершил девяностолетний священник, произносивший надгробную речь на похоронах сеньора Семпере. Несмотря на стремление и горячее желание руководства епископства, он упорно сопротивлялся смерти и продолжал вести себя так, как считал нужным. Через год, накануне гражданской войны, Исабелла произвела на свет мальчика, который зовется Даниэль Семпере. Страшные годы войны принесли немало бед и лишений. Вскоре после окончания схватки за власть, в дни черного проклятого мира, который, наверное, навсегда отравил небо и землю, Исабелла заразилась холерой и умерла в объятиях мужа в их квартирке над книжной лавкой. Ее похоронили на кладбище Монтжуик в день, когда Даниэлю исполнилось четыре года, под проливным дождем, длившимся два дня и две ночи. Семпере признавался в письме, что когда малыш спросил его: «Небо тоже плачет?» — он не смог ответить, голос не слушался его.