Поднявшись наверх, Дионисио позвонил Рамону, а затем в колледж – сказать, что опять задержится.
– Ну, это уже что-то, – ответил директор. – Все-таки разнообразие – не труп, а только часть. Я начну в вашем классе урок, а вы приезжайте как можно скорее. Что вы сейчас проходите?
– Принцип достаточного основания. Скажите им, пусть сами прочитают в учебниках и разберутся, чем версия Лейбница отличается от версии Шопенгауэра, ладно?
Дионисио вновь спустился, потому что грифы опять скакали и дрались. Вскоре приехал Рамон с тем же молодым полицейским. Потирая небритый, как обычно, подбородок, Рамон выбрался из машины и остановился перед Дионисио, глядя насмешливо и устало.
– Агустин, – обратился он к полицейскому. – Поскольку мы, видимо, будем приезжать сюда постоянно, позволь представить тебя Дионисио надлежащим образом. Правда, отныне я буду звать его Эмпедокл. [4]В честь философа, который опрометчиво бросился в жерло вулкана, чтобы доказать, что он – бог. На мой взгляд, аналогия весьма подходящая.
Дионисио криво улыбнулся и поздоровался с Агустином. Поймал взгляд Рамона и безмолвно показал на прибитую руку.
– Ага! – воскликнул полицейский. – Так вот она где!
– Ты что, ее искал? – спросил Дионисио.
– Не то чтобы искал, Эмпедокл. Сегодня утром ее владелец объявился на городской свалке, но без нее. Тебе будет приятно узнать, что это рука господина, который отказался одолжить свою дочь Заправиле и банде его верных приспешников. Девушку все-таки забрали, и как раз сейчас их обоих грузят на свалке в фургон, чтобы вернуть жене, которой теперь нужно поднимать только четверых детей без мужа.
Рамон подошел к двери и внимательно осмотрел руку.
– Такие гвозди используют в поместьях, когда сколачивают загоны для скота. Карандаш самый обыкновенный, а руку отсекли одним ударом мачете. Да уж, преступление, так сказать, сельскохозяйственное, а нам известно, у кого большое поместье в округе. – Рамон замолчал и, расшатав гвоздь, выдернул его из двери. Потом поднес руку на гвозде к лицу Дионисио: – Ты же у нас спец по знакам. Скажи, что это означает.
Дионисио отпрянул:
– Они хотят, чтобы я перестал писать в газету.
Рамон секунду разглядывал приятеля, потом невесело усмехнулся:
– Ошибаешься, Эмпедокл, слишком тонко для них. Это означает, что перед тем, как убить, тебе отрубят руки. Думаю, подбросят их в полицейский участок, что избавит меня от необходимости рыскать в поисках, чуешь, дружище? Они отрубят руки, писавшие письма, потом, наверное, помучают тебя чуть посильнее и соорудят галстучек, чтобы ты спокойно истек кровью.
Друзья молча смотрели друг на друга, потом Рамон, приподняв бровь, улыбнулся.
– Карандаш видишь? На нем отпечатки того, кто вложил его в руку. Вот насколько они самоуверенны. Им наплевать, что мы знаем, кто это сделал.
– Ты его арестуешь?
Взгляд Рамона мог бы показаться снисходительным, если б не обычная насмешливая улыбка:
– Арестую? Да нет, мы его быстренько пристрелим без лишней волокиты.
По лицу Дионисио было видно, насколько он поражен. Рамон приобнял его за плечи, они прошли пару шагов.
– Вот что я тебе скажу, приятель. Если мы арестуем убийцу, найдутся люди, у которых денег хватит, чтобы подкупить хоть тысячу судей и полицейских и выпустить его по закону. Чтобы не превратиться в продажных тварей, мы таких просто убиваем.
Дионисио собрался возразить, но Рамон вдруг заговорил серьезно:
– Теперь официально таков наш неофициальный метод. Идет гражданская война, здесь другие правила. Если ореол мученика тебя не особо прельщает – не вмешивайся. Хочешь, открою секрет? Полиция и военный флот – единственные относительно неподкупные ведомства в стране. Отныне воюет не армия, а полиция. Мы теперь не только полицейские, еще и солдаты, так что не задавай мне лишней работы, не становись очередной бессмысленной жертвой. Хватай свою гитару, пару книжек и дуй отсюда.
– Нет, Рамон, – ответил Дионисио. – Я упрямый, и меня разозлили. Буду делать, что смогу. Пускай лишь письма в газету.
– Тогда заведи ружье, приятель, и не расставайся с ним.
Перед тем как уехать, Рамон опустил стекло со стороны пассажира и показал на грифов:
– Передай этой парочке, пусть дожидаются на свалке. Тебе, кстати, известно, что осталось от Эмпедокла, когда он прыгнул в вулкан?
Дионисио посмотрел, как Рамон крутит на гвозде отрубленную руку, и ответил:
– Сандалии.
Отъезжая, Рамон подмигнул:
Читать дальше