Луи де Берньер: Сеньор Виво и наркобарон

Бордель мадам Розы был примечателен не только миловидными и чистенькими девочками, но и доброжелательной атмосферой. Каждую неделю мадам Роза отправляла девушек на проверку в больницу и всегда искренне радовалась, когда кто-нибудь из них выходил замуж за клиента и уносился в новую жизнь, к детям и домашнему уюту. Она уже примирилась с мыслью, что в скором времени потеряет самую популярную свою шлюху.

У Бархатной Луизы была сестра-близняшка – она училась в университете. Когда им исполнилось семнадцать, они подбросили монетку, чтобы решить, кто первой отправится в университет, а кто будет содержать их обеих, и Луиза проиграла. Она с энергией и жаром принялась за ремесло, зная, что обречена заниматься им лишь три года, и не сомневаясь, что этот опыт пригодится для закалки характера и выработки творческих качеств. Луиза спала только с клиентами, которые ей действительно приглянулись, ни от кого не сносила сумасбродства и жестокости: под подушкой она держала пистолет, а в комнате имелся звонок для вызова мужа мадам Розы в случае непредвиденных обстоятельств.

Муж мадам Розы, внушительных размеров добродушный негр, любил шлюх, как собственных дочерей и свою лошадь. С мадам Розой они встретились в Венесуэле, куда она бежала из Коста-Рики от прежнего мужа. Тот господин и сам был ненасытный ходок по шлюхам, обладал мерзким нравом и склонностью напиваться вдребезги. В сущности, мадам Роза была двоемужницей, но считала, что, узнай Его Святейшество Папа Римский о привычке ее первого мужа днем и ночью палить из револьвера по воображаемым громадным паукам, он бы, несомненно, без всяких колебаний аннулировал этот брак. Она крепко верила в Его Святейшество и полагала, что содержит поистине католический бордель: в каждой комнате на стене висело распятие, а девушки в день своего ангела получали выходной.

Дионисио поглаживал восхитительные темные бедра Бархатной Луизы, нарочно отступая, когда приближался к Главным Вратам Небесного Блаженства.

– Буду тосковать по этому дому, – говорил он. – Наверное, сегодня я здесь в последний раз. Я влюбился, Луиза, и, кажется, по-настоящему. Представляешь, к другим в постель не тянет.

Луиза слегка встревожилась. Она села в кровати и сказала:

– Не делай этого, а то все наши девушки покончат с собой. Нам кажется, что с тобой это все-таки похоже на любовь.

Дионисио подумал и ответил:

– Это потому, что женщин я люблю больше всего на свете. Я подозреваю, многие мужчины их ненавидят и оттого так скверно к ним относятся. Мне кажется, полно мужиков, которые предпочли бы, наверное, мальчика или ослицу.

Дионисио Виво был довольно коренаст, что выдавало индейскую кровь, но с поразительно голубыми глазами. Что интересно, то был непосредственный результат одного из подвигов, в шестнадцатом веке совершенных графом Помпейо Ксавьером де Эстремадурой. У Дионисио был чувственный рот с полными губами, оливковая кожа, черные усы и пышные баки – здесь многие мужчины по-прежнему такие носят. Он вообще был весьма волосат и очень мускулист – следствие самовлюбленного упоения собственным телом в юношеские годы. Дионисио обычно одевался в голубое, и все девушки борделя искренне считали, что он великолепен и в постели, и вне ее. Бархатную Луизу мучили ревность и любопытство.

– Это правда, что ты влюбился в Анику Морено? Все говорят. – Она глянула испытующе и пальчиком коснулась его соска, отчего у Дионисио перехватило дыхание.

– Да, это Аника, – ответил он. – И завтра мы первый раз переспим. У нас уже все оговорено.

В то время Анике Морено было лишь двадцать лет, и в жизни она руководствовалась в основном чувством прекрасного. У нее имелся крайне скудный опыт романтических отношений; впервые с ней это произошло в тринадцать лет во время поездки в Кочадебахо де лос Гатос на экскурсию в храм и к статуям ягуаров – на переднем сиденье русского внедорожника она подрочила однокласснику. В восемнадцать она подарила свою девственность женатому человеку, который притворился, что влюблен. Он работал в Католической миссии помощи неполным семьям и порвал с Аникой, едва она забеременела. На третьем месяце у нее случился выкидыш – никто ничего не заметил, а у Аники прибавилось комплексов. В общем, можно сказать, Аника испила свою чашу горестей, тем более, что тогда же от неоперабельного рака скончалась горячо любимая и еще не старая мать. Эта смерть глубоко потрясла Анику и совершенно выбила из колеи отца – кроткого, неразговорчивого человека, очень религиозного и доброго, разбогатевшего на поставках оружия.