Александр Ласкин - Дом горит, часы идут

При этом позу не переменит: только что был Наполеоном, а вот уже Робеспьер.

После поездки они уразумели, что так не бывает. Чтобы стать на кого-то похожим, следует оставаться собой.

К примеру, Константину Константиновичу надо быть Роше. В самых трудных ситуациях не изменять своей фамилии.

Быть Роше – значит чувствовать ответственность. Понимать, что если ты не сделаешь этого, то тебя никто не заменит.

Как бы ему хотелось, чтобы всегда было так. Чтобы никакой разминки в ожидании того, что сейчас что-то случится.

Уж событие так событие. Не какие-то текущие треволнения, а переживания о судьбах мира.

Еще путешественники смекнули, что наравне с другим временем существует другое пространство.

Саша хоть немного поездил, а Коля добрался лишь до Бердичева. Если и догадывался о том, что мир больше, то только благодаря глобусу.

Теперь они могут узнать настоящие масштабы. Река Усень в сто раз шире улицы, а степь не меньше десяти площадей.

Смотришь вдаль и не видишь горизонта. Понимаешь, что раз Господь нас не обидел, нам не следует оставаться в долгу.

Вообще в этой поездке Бог очень помогает. Каждый вечер раскрываешь Вечную книгу и убеждаешься: все именно так.

Тут ведь обо всем сказано. И о долгом пути, и о роли Первого, и о том, что идея невозможна без эха.

Говорите, чудеса и небывальщина? Какая же небывальщина, если у них тоже кое-что получилось.

И в то, что хлеб может быть один, не верите? Тогда Роше или кто-то из его спутников могут немного рассказать.

В Белебее все тоже начиналось с горы муки. По мере того как запасы истаивали, они превращались в буханки.

Вот такая тут арифметика.

Один, поделенный на множество частей. И не пять тысяч, а пять тысяч на пять.

О чем еще говорило Евангелие? Уж не о том ли, что не зря Христос все время странствовал.

Значит, что-то связывает духовный порыв и движение вперед. Не так различны путь правды и просто дорога.

6.

Коля стремительно взрослел. Каждый день прибавлял буквально по несколько лет.

При этом ни одного самого быстрого взгляда на себя, любимого. Где-то в придаточном предложении спрятанного: как же это мне удалось?

Такие путешествия – лекарство от ячества. В другой ситуации он бы не забыл о себе, но сейчас на это нет времени.

Да и, главное, неловко. Что твои горести в сравнении с чужими страданиями!

Не то чтобы раньше Коля не знал о других людях, но никогда себя с ними не соизмерял.

Сейчас он существует только для них. Прежде чем заснуть, пересчитывает не слонов, а мешки с мукой.

Потом эти мешки ему снятся.

Он никогда не думал, что цветом мешки напоминают слонов. Если составить из них очередь, то сходство будет полным.

Вот длинной вереницей они тянутся к водопою.

Долго-долго пьют. Когда насыщаются, удивительным образом превращаются в буханки.

Утром открываешь глаза: опять мешки. К нескольким сотням увиденным во сне прибавляются столько же настоящих.

Наверное, поэтому тон его писем перечислительный. Словно опустив один куль, он принимается за следующий.

“…Сегодня собираем сведения о числе голодающих, которых здесь очень трудно различить от остального населения, так как голодают очень многие, а бедствуют решительно все. Мы собираемся открыть здесь столовую для взрослых, увеличить столовую для детей и расширить пекарню. Мне назначили жить с м-ль Грабовской (которая оказалась очень милой, доброй и распорядительной барышней) в с. Акборисово – в 12 верстах от Шарана. Остальным пришлось ехать гораздо дальше (25 и 37 верст) и, кроме того, жить solo. Мне с Грабовской поручено 10 деревень, лежащих в течении одной речонки и отстающих одна от другой на 3-4 версты…”

Вот это да! Десять деревень, и все на значительном расстоянии друг от друга.

Рядом с ним симпатичная особа. Братья непременно об этом посудачат, но ему как-то не до того.

Какие романы между участниками поездки? Слишком серьезно все, что здесь происходит, чтобы они имели право отвлечься.

“Мы с Грабовской открываем три столовых и две пекарни. Этим можно будет поднять многих больных, прокормить многих ребятишек и вообще помочь многим семьям. Но разве это что-нибудь значит? Ведь из урожая этого года (который, кстати, тут будет и получше нашего) придется возвратить съеденные пайки, придется уплатить частные долги, дотянуть до осени, а потом? Потом опять помощь со стороны Красного креста, опять пайки от земства, помощь со стороны частных лиц… и так будет прозябать народ из года в год…”