Инго Шульце - Simple Storys

Зазвонил телефон. Д-р Холичек несколько раз повторила: «Да… Хорошо», – а когда повесила трубку, сказала: «Прошу прощения».

– Соседи над нами – совсем неплохие, – рассказывала Рената Мойрер, – только весь день сидят дома, а они люди молодые. Они даже приглашали меня к себе в гости. Музыка у них играла негромко. Если бы не басы. Но ведь у нас как – стоит положить руки на обеденный стол, и уже это за стенкой слышно. Эрнст целыми днями не вылезает из своей норы и реагирует на все как дикий зверь в клетке, которого дразнят. Рано или поздно что-то должно было случиться. Я же понимаю. Для этого не надо быть ясновидящей.

– Мне известно лишь то, что значится в полицейском отчете, – сказала д-р Холичек. – Они ворвались в квартиру. Пять человек в пуленепробиваемых жилетах и с полной выкладкой. Можно сказать, взяли вашу квартиру штурмом.

– А все потому, что они не способны отличить газовый пистолет от настоящего, – сказал Мартин.

– Разве вам никто не позвонил?

– Только уже постфактум, – сказал он.

– А вам?

Рената Мойрер отрицательно качнула головой.

– Вам не позвонили из полиции?

– Нет, – сказала Рената Мойрер.

– А что там написано, в протоколе? – спросил Мартин.

– Он открыл на лестнице стрельбу из газового пистолета, угрожал, что, если его вынудят, силой обеспечит себе покой, потом забился к себе, – сказала д-р Холичек. – По счастью, он не оказал никакого сопротивления при задержании.

– Я ведь не могу из-за него бросить все. Мне еще нужно проработать как минимум семь лет, а то и двенадцать. Если бы я вернулась из Штутгарта, я бы, конечно, заботилась об Эрнсте. Но я не могу ради него уволиться с работы. А он хочет именно этого. Он должен понять, что так дело не пойдет. Никто не ведет себя как он, никто. Я его жена, но я же не нянечка в детском саду… Если он, наконец, не поймет этого, я с ним разведусь.

– Вы сказали, фрау Мойрер, что вы его понимаете?

– Конечно. Я его понимаю, в этом-то вся проблема. Но жизнь все равно должна идти своим чередом…

– Это значит, – сказала д-р Холичек, – что когда его отпустят из больницы…

– А когда это будет? – спросила Рената Мойрер.

– … то он неделями будет жить один, по крайней мере, в первое время?

Рената Мойрер опять молча посмотрела на свой носовой платок.

– Ну ладно… – сказала д-р Холичек.

– Он может переехать ко мне, – сказал Мартин.

– Нет, Мартин. То, что ты предлагаешь, – глупо. В самом деле. Этим ты ему не поможешь. Ты должен подумать о своей работе. Ты же не можешь сидеть дома и только присматривать за Эрнстом… Да он этого и не захочет, а что касается Тино, так тот тогда вообще больше не приедет…

– Многие живут одни, – сказала д-р Холичек. – Это не значит, что за ними никто не присматривает. Его не оставят одного.

– Я только сказал, что Эрнст может жить у меня, сколько и когда захочет.

– Хорошо, – сказала д-р Холичек и что-то записала.

– Мартин…

– Здесь все его вещи, – он показал на сумку. – Умывальные принадлежности, нижнее белье, купальный халат, бумажник и так далее.

– Никаких поясов, ножниц, пилочек для ногтей, карманных ножей, бритвенных приборов?

– Он один в палате? – спросила Рената Мойрер.

– Нет.

– Он не должен знать, что я была здесь. Цветы – от Мартина. – Зазвонил телефон. – Так вы не скажете ему, что я приходила?

– Нет, если вы этого не хотите.

– А когда можно будет с ним поговорить? – спросил Мартин. Он выложил на стол несессер и электробритву.

– Завтра или, может быть, послезавтра. Но сперва еще раз сюда позвоните.

Мартин кивнул. И скомкал бумагу от цветов, упавшую рядом с его стулом. Телефон все продолжал звонить.

Поскольку ни Мартин, ни Рената Мойрер не вставали, д-р Холичек сказала: «Ну что ж…», – и поднялась. Она отдернула в сторону занавеску, прикрывавшую раковину, вымыла руки, медленно вытерла их и провела смоченным духами тампоном за мочками ушей.

В вестибюле башмаки Мартина неприятно скрипели по линолеуму. Шаги обеих женщин были не слышны. Вокруг маленьких столиков сидели пациенты, нормально одетые, в домашних или спортивных тапочках. К одной группке присоединился санитар в медицинском халате, играл вместе с другими в «Парень, не сердись!». [46]Д-р Холичек толкнула плечом входную дверь.

– До скорого, – сказала она и посторонилась, пропуская обоих посетителей.

– Спасибо, – сказала Рената Мойрер и протянула ей руку. Д-р Холичек пожала сперва ее руку, потом – Мартина. – Мне нужно наверх, – сказала она. И, сунув кулачки в карманы халата, стала быстро подниматься по лестнице. Ее каблуки звонко цокали по каменным ступенькам. Дверь парадного, тихо чмокнув, закрылась.