Джозеф Хеллер - Что-то случилось

– Ты же будешь не один. С мамой. Не может человек вечно бояться и ждать всяких ужасов.

– А я могу, – с печальным смешком говорит он.

Я в ответ улыбаюсь.

– Нет, не можешь. Даже ты не можешь. Я тебе, знаешь, миллион всяких ужасов назову, у тебя и времени-то не хватит вечно их бояться.

– Не надо! – в притворном испуге восклицает он.

– Не буду, – сочувственно обещаю я. – Всегда происходит еще и что-то нестрашное и отвлекает наши мысли. Давай лучше поговорим о чем-нибудь таком, чтоб ты посмеялся, ладно? О чем-нибудь забавном. Пошутим.

– Давай. – И лицо его освещает мимолетная улыбка.

– Начинай ты.

– Может у человека кровь превратиться в воду?

– Что-что?

– Мне так сказали.

– И это смешно?

– Нет. Я все время про это думаю.

– Когда тебе это сказали?

– Давно, уже несколько месяцев.

– Что ж ты меня раньше не спросил?

– Хотел сам подумать. Он говорит, он прочел про это в газете.

– Сомневаюсь.

– Мне сказал один мальчик в школе. Что кровь превращается в воду и тогда человек умирает.

– Он, наверно, говорил про лейкемию.

– Что это? – тревожно спрашивает мой мальчик.

– Эх, зря я тебе сказал. – Я с огорчением прищелкиваю языком. – Знал, что не надо, а все-таки сказал. Это болезнь крови. Что-то делается с белыми кровяными тельцами.

– И она превращается в воду?

– Нет. Не думаю. Не в воду. Но вроде того.

– И от этого умирают?

– Иногда.

– И у детей тоже так бывает?

– Не думаю, – лгу я.

– А он говорит, там было написано про мальчика. Говорит, это был мальчик, и он умер.

– Значит, наверно, так бывает. Я думаю, иногда бывает, что…

– Не надо, не рассказывай, – обрывает он меня и забавно воздевает руки к небесам, в священном ужасе, наигранном и все же неподдельном.

– Я уже сказал.

– Больше не рассказывай.

– Вот ты всегда так, – мягко упрекаю я. – Спрашиваешь про всякие страсти, какие только можешь выдумать, а потом, когда уже отвечу, говоришь: «Не надо, не рассказывай».

– Ты злишься?

– Разве похоже? Нет, совсем не злюсь.

– Иногда я не понимаю.

– Конечно, понимаешь. Ты ж мне все время говоришь, будто я вечно кричу. Нет, я не злюсь. Я хочу, чтоб ты говорил со мной обо всем, о чем думаешь, особенно если в чем-то не можешь разобраться.

– Правда хочешь? Буду говорить.

– Правда. Спрашивай, о чем хочешь.

– Ты трахаешь маму? Ты сказал, можно спрашивать обо всем, – поспешно, умоляюще прибавляет он, увидав, что я раскрыл рот от изумления.

– Можно, – отвечаю я. – Да, бывает.

– А почему?

– Это приятно, вот почему. Это своего рода развлечение. А ты знаешь, что это значит?

Он неуверенно качает головой.

– Ничего, что я спрашиваю?

– Что спросил, занимаюсь ли я этим, ничего. А вот что это такое, пожалуй, спроси лучше кого-нибудь еще. И лучше, пожалуй, называть это другим словом.

– А я не знаю другого слова. Повалить?

– Это почти то же самое. Можешь говорить любое слово. Правда, в разговоре со мной это странновато. Но ничего, говори. По-моему, ничего страшного.

– Ты на меня злишься?

– Нет. Что ты все спрашиваешь? Ты разве не понимаешь, когда я злюсь, а когда нет?

– Не всегда понимаю.

– Я же вроде так часто кричу.

– Не всегда. Иногда ты совсем не разговариваешь. Или разговариваешь сам с собой.

– Не разговариваю я сам с собой.

– Ты кусаешь ногти и никого нас даже не слушаешь.

– Вот как? А почему ты думаешь, что я в этих случаях я злюсь?

– Мы тогда все боимся.

– Это еще не значит, что я злюсь. Иногда мне просто невесело. Или я задумался. Может же так быть, что мне невесело, верно?

– А мама рассердится, если я ее спрошу?

– О чем?

– Что ты ее трахаешь.

– Разве что из-за самого слова. А может, и нет. Только не спрашивай при ком-нибудь.

– Лучше я не буду.

– Ты уже спросил меня. И я ответил. Если станешь спрашивать ее, значит, уже не потому, что хочешь узнать, верно? Просто хочешь посмотреть, рассердится ли она.

– Это ничего? Что я тебя спросил?

– Ты уже трижды спрашивал об этом. Я не сержусь. Ты бы хотел, чтоб я рассердился?

– Я думал, ты рассердишься. У других ребят отцы наверняка бы рассердились.

– Может, и мне следовало бы рассердиться. Я лучше других отцов. Ты поэтому столько раз меня спрашиваешь? Хочешь меня рассердить?

Он решительно мотает головой.

– Нет. Не люблю, когда ты сердишься. Вот сейчас я вижу. Уже начинаешь сердиться, верно?

– Я тоже не люблю. И сейчас не сержусь.

– Говоришь с чувством? – вспоминает он.