Джозеф Хеллер - Что-то случилось

– Ну как же. Очень славные праздники. Мама тогда прямо из кожи вон лезла, чтобы все устроить как можно лучше.

– А я их не помню.

– Нет, помнишь. Ты про них говорила.

– Я спрашиваю про те, когда я была совсем маленькая. И приходили все наши родные, и суетились вокруг меня, и дарили мне дорогие подарки?

– Да. Тогда я много с тобой играл. Вернусь, бывало, с работы – и первым делом к тебе. Тебя мне хотелось видеть прежде всех. Я всегда с тобой играл.

– Мама так и говорила. Но я не верила.

– За кого же ты меня принимаешь?

– Ты всегда разный. Вечно меняешься. Иногда я что-нибудь сделаю – ты засмеешься, а в другой раз сделаю то же самое – и ты сердишься, ворчишь и гонишь меня прочь. И я очень не люблю, когда ты выпьешь. Никогда не известно, чего от тебя ждать.

– Ты сама такая же.

– Но ты отец.

– И это нелегко.

– Не знаешь, как быть отцом?

– Я стараюсь. Я всегда старался как мог. И сейчас стараюсь. Прежде я играл с тобой каждый вечер: приду со службы – и к тебе. – Я говорю с жаром, захлебываюсь словами, бурлящим потоком добродетельных воспоминаний, наконец-то представился случай раз и навсегда оправдаться перед ней, очиститься от напраслины, которую она на меня возводит, будто я плохой, нерадивый отец. – Я даже играл с тобой в бейсбол пластмассовой битой и мячиком, когда ты была маленькая и не знала, что бейсбол мальчишечья игра, и учил тебя плавать. Это я тебя научил. Я велел тебе опустить лицо в воду и пообещал, что, если ты мне доверишься, ничего с тобой не случится и ты будешь держаться на воде. Тогда ты мне верила и не боялась. Вот так я и научил тебя плавать. Каждый день, бывало, только приду с работы – а ты была тогда еще совсем малышка, и жили мы в городе, – сразу снимаю шляпу – я тогда носил шляпу, эдакую смешную мягкую шляпу с полями, в них и сейчас еще ходят, – подсаживаюсь к тебе, опускаю голову, и пожалуйста, таскай меня за волосы. Тебе это очень нравилось. Может, потому, что тогда у меня было куда больше волос, ха-ха. Ты тогда была совсем крошка, не умела еще ни ходить, ни стоять. Каждый день приду, бывало, домой, чмокну маму в щеку – и сразу к тебе. Наклоняю голову, а ты ручонками хватаешь меня за волосы и тащишь, и уж так радуешься, и смеешься, и прыгаешь, и визжишь, брыкаешься, мы прямо боялись, как бы ты не скатилась с кровати или не вывалилась из колыбели. Ха-ха. Ты хохотала как сумасшедшая. А мама смотрела на тебя и тоже смеялась. И так бывало каждый день, как только я возвращался со службы. А потом, когда ты немножко подросла и тебе вырезали миндалины, – не унимаюсь я, одержимый воспоминаниями, – я каждую ночь перед сном рассказывал тебе сказку, иначе ты не засыпала. Ты требовала. Это было твое неотъемлемое право, ха-ха, услышать от меня сказку. Каждый вечер. И обычно все одну и ту же сказку. Тебе не нравились новые сказки. Сперва я рассказывал «Золушку», а потом «Питера Пэ-на», когда ты посмотрела его по телевизору. Мне приходилось разыгрывать перед тобой Питера Пэна. Ты меня заставляла. Я, знаешь, чуть не переломал себе ноги: каждый вечер прыгал с тахты на пол – делал вид, будто лечу. Ха-ха. Потом были «Петя и волк» и «Зигфрид» – однажды я прочел тебе целиком всю историю Зигфрида, и ты была тогда такая добрая девочка, даже расплакалась от жалости к этому болвану, и больше я ее тебе уже не читал… еще я рассказывал потом про Братца кролика и Смоляное чучело, а одно время пытался рассказывать про пастушонка, который понапрасну кричал, что на стадо напал волк. Но эта история совсем тебе не понравилась, наверно потому, что под конец волки мальчика съели, так что мы вернулись к «Золушке» и «Питеру Пэну». И всякий раз, когда я подходил к тому месту, где принц просит Золушку выйти за него замуж, ты перебивала меня и отвечала: «Конечно, принц!» Неужели не помнишь? Мама помнит. «Конечно, принц!» – кричала ты, и мы с тобой оба хохотали. А мама стояла в дверях и слушала и тоже принималась смеяться. Если я уезжал из города, вечером, когда тебе пора было ложиться спать, я старался позвонить по телефону и рассказывал тебе сказку по междугородной линии. И каждый раз надо было рассказывать одинаково, ничего не меняя. Ты меня заставляла, ха-ха. Если я пробовал что-то быстро пробубнить или пропустить для скорости, ты тут же очень строго меня поправляла и заставляла, чтобы все шло по-твоему. Ох, и строгая же ты была, и непреклонная. Точно маленькая суровая принцесса. Ха-ха. Ты все сказки знала наизусть и ни слова не позволяла мне изменить. Каждый вечер. Ха-ха. Неужели не помнишь?