Все утро несли цветы; друзья заказывали букеты в «Интерфлоре» или приносили сами со словами: «Я загляну попозже». Когда Ларри открывал дверь, они напоминали ему, как их зовут, и говорили, что очень рады снова с ним повидаться, и как спокойно должно быть Алисе теперь, когда он вернулся домой. «Передавайте ей привет».
— Передам.
— Скажите, что мы все переживаем за нее.
— Обязательно.
Цветов было так много, что не хватило ваз. В ход пошли ведра, кастрюли. Даже раковина в туалете на первом этаже — в ней расцвел куст лилий.
На кухне Элла с Кирсти пекли торт. Они написали «С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, БАБУШКА!» розовой глазурью, а точки над «ё» сделали из лимонных цукатов. В полдень прибыла миссис Сэмсон. Она повязала фартук, закатала рукава и наделала сандвичей с кресс-салатом, и напекла лепешек, которые полагалось есть с заварным кремом и остатками прошлогоднего ежевичного варенья. За работой ей нравилось слушать радио — станцию, которая передавала популярные песенки и местные новости. По прогнозу день обещал быть ясным, температура — от двадцати до двадцати пяти градусов Цельсия, с наступлением темноты — небольшая вероятность дождя.
Алек с Ларри вынесли стол (обычно служивший козлами) из мастерской в сад. Поставили его на обычное место — лампочки по-прежнему висели над головой, хотя сейчас от них не было никакого проку, — и накрыли заштопанными белыми скатертями, потом принесли из столовой стулья — темное дерево и темная кожа на ярком садовом фоне смотрелись странно и смешно, как мужчины в сюртуках в «Déjeuner sur l’herbe» [69] Полотно французского живописца Эдуарда Мане «Завтрак на траве» (1863).
. Ларри закурил сигарету и уселся за стол. Он уже успел выпить, чуть-чуть. Алек сел напротив.
— Сегодня знаменательный день, — сказал Ларри. Алек кивнул. На нем были черные широкие брюки из хлопчатобумажной саржи и темная рубашка без воротника. На очки он прикрепил солнцезащитный экран.
— Приезжай в Америку, — сказал Ларри.
— Ладно, — ответил Алек.
— Я серьезно.
— Ладно.
— Будем жить как одна семья. Научишься кататься на серфе. Займешься йогой. — Он тихо рассмеялся. — Элла будет в восторге.
— А что мне там делать?
— Да то же, что и здесь. По-моему, тебе даже не понадобится вид на жительство. Подумай как следует.
— Подумаю.
— В самом деле.
— А как насчет тебя? — спросил Алек. — Почему бы тебе не переехать сюда? Ты же больше не снимаешься в сериале.
Ларри покачал головой:
— У меня на подходе пара других проектов.
— Что это за проекты?
— Я все равно не впишусь в эту жизнь.
— Но ведь раньше вписывался.
— Я помню.
— Раньше ты прекрасно в нее вписывался.
— Это было сто лет назад.
— Мне казалось, что у тебя там не все гладко. Что сейчас как раз подходящий момент.
Ларри поморщился:
— Я подумывал об этом. Но уже слишком поздно. Все это «возвращение блудного сына» — просто дерьмо. Там у меня дом. Семья! А вернуться назад — значит пустить всю прожитую жизнь коту под хвост. Признать, что ошибался. — Он отшвырнул сигарету. — Америка — единственное, о чем я мечтал. Отказаться от нее — это как отказаться от счастья, от приключений, черт знает от чего еще. От крутых машин, от крутого секса. От любви. — Он перегнулся через стол. — Америка вселяет в меня надежду. Понимаешь?
Алек кивнул, но Ларри мог бы поспорить, что из всей его тирады до того дошло не больше трех слов. Его брат был не тем, что раньше, в нем произошли какие-то тревожные перемены, и началось это после той их ссоры на кухне. Это была не просто растерянность, из-за которой казалось, что он вглядывается куда-то, пытаясь отгадать неразрешимую загадку, — в нем появилось самообладание, выдержка, которая временами, казалось, переходила в навязчивую идею, но нисколько от этого не теряла. Испуганный детский взгляд исчез, исчезла аура беспомощности и неуверенности на грани отчаяния, что было особенно заметно в Хитроу. Что стало причиной этих перемен, трудно сказать, но позапрошлым вечером, выйдя из дому, чтобы покурить под звездами и привести в порядок собственные мысли, в окне беседки Ларри увидел, что брат словно ведет с кем-то оживленный спор — машет руками, гримасничает, сжимает руками лоб, — хотя вокруг нет ни души. Неприятное зрелище (он бы предпочел вовсе этого не видеть), и что же это за дело, которое требует такого напряженного и страстного обсуждения?
Он поднял руку и помахал Уне, которая шла к ним, одетая в платье цвета травы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу