Александр Ольшанский - Стадия серых карликов

У Декрета Висусальевича не нашлось существенных замечаний по ходу народного праздника, и поэтому он, строго посмотрев на каждого из штабистов, с удовлетворением почувствовал, как у них затряслись поджилки от начальственного взгляда, сказал лендлорду Ширепшенкину, что посмотрит на композицию с воздуха.

На крыше штаба стоял в полной готовности вертолет. И на этот раз начальник уезда не забыл о столичном госте. Как только они поднялись на крышу, лопасти вертолета с урчанием пошли по кругу, взревел двигатель и через минуту они смотрели на площадь с высоты. Там как раз шло сожжение длинных рублей — символов нетрудовых доходов. Посреди площади пылал огромный костер, к нему со всех сторон с балетными па несли развернутые куски обоев с надписями «длинный рубль» и швыряли в огонь. Пришлось весь годовой фонд обоев пустить на эту валюту, подумал Декрет Висусальевич, ничего, переживут или в Москве купят.

— Потрясающе! Я напишу обязательно героическую былину об этом! — вдохновенно сдискантил рядовой генералиссимус в попытке перекрыть рев вертолетного двигателя.

Хозяин уезда милостиво кивнул, одобряя творческий порыв гостя, и предложил напечатать произведение немедленно в местной газете.

Аэроплан Леонидович был в восхищении от начальника уезда — его уверенность, конкретность, жесткость, неторопливость, немногословность, внутренняя сила действовала на людей гипнотически. Он действительно был полновластным хозяином уезда, его слово было здесь выше любого Верховного Совета. Безусловно, это был Сталин уездного масштаба, и только со Сталиным его можно было сравнивать. Калистрат Домкратьев по должности стоял повыше, в союзных министрах хаживал, крут бывал, свиреп, смел, но даже в сравнение с Декретом Висусальевичем не годился — в бывшем министре чувствовалась неистребимая чиновная пришибленность, всегдашняя готовность дергаться при мысли о вышестоящих, глупеть от вышестоящих циркуляров и указаний, а этот — нет, пусть он и дураковат во многих отношениях, но зато Хозяин. Пожелал — и он в небе, под ним крыши Шарашенска, под ним улицы, по которым наступают балетно-бульдозерные отряды, которые пляшут под его музыку и сносят с лица земли то, что приказал снести. Впервые у Аэроплана Леонидовича завелся такой могущественный приятель. Какой же он начальник-нерешак?!

Cудя по всему начальник уезда не намеревался контролировать выполнение собственных указаний — убогие улочки Шарашенска остались позади, они летели над лесом, зеленевшим яркой молодой листвой. Не должен он контролировать выполнение, он контролирует тех, кто контролирует, одобрил рядовой генералиссимус стиль местного руководства. Зачем ему унижаться до уровня исполнителя — для этого существует аппарат!

Рев двигателей стих, и вертолет приземлился на площадке у знакомой виллы по проекту товарища Собакера. Спешившись, Декрет Висусальевич потянулся, крякнул, вздохнул от трудов праведных и стал подниматься по мраморным ступенькам расслабленной, усталой походкой, как человек, который с утра все горы свернул или перекрыл все реки.

Вначале они парились в трех банях — русской, финской и японской. В последнюю рядовой генералиссимус попал впервые, и она ему не очень понравилась: деревянная дежа литров на триста с горячей водой, становишься в нее, закрываешься крышкой. Короче говоря, голова торчит над нею, как из очка при удобствах во дворе, а телеса парятся. Натирались они и пихтовым маслом с солью для лучшего потения, запивали медовым и березовым кваском, пыхтели, отдувались и потели на волчьих шкурах в горенке. Потом по очереди лежали на столе, и весьма смазливая молодая особа по имени Эдда делала им массаж, громко хохоча, когда хозяин жаловал ей скабрезности. С невероятной легкостью для ее плотных, хотя и ладно скроенных форм, она порхала по горенке, умудрилась несколько раз таранить Аэроплана Леонидовича то крутым бедром, то тугой грудью, и от этих вольностей бедного рядового генералиссимуса еще сильнее бросало в жар и вообще потряхивало, так как вспоминалось недавнее переплетно-эротическое приключение в метро.

— Не отведаешь Эддочку? Как? — впервые заблестели глаза у начальника уезда.

— Куда там! Отпиликался…

— Напрасно, Эддочка у нас прямо-таки часовой мастер: ставит все куранты с полшестого на десять, а то и на одиннадцать часов!

Они поржали, потом перешли, накинув махровые халаты, в столовую, где Эддочка приготовила закуску. Хозяин пил коньяк как минеральную воду, похвастался, что однажды к нему на охоту приезжал сам Леонид Ильич, когда был еще при здоровье, — вот коньяк жрал, вот это жрал! И начальник уезда косился на медленно убывающую рюмку гостя: перешли на ты еще до брудершафта, а морду воротит, с чего бы это, а?