Дирк Уиттенборн - Жестокие люди

– Папа возвращался домой.

Я кивнул, словно это объяснение меня удовлетворило, и толкнул его концом клюшки прямо на середину проруби. Потому что собирался утопить монстра, а не убить человека. Просто поразительно, как долго ему удавалось оставаться на плаву – ведь на нем были коньки! Он глотнул воды, поперхнулся, закашлялся, стал ловить ртом воздух, и бешено барахтаться. В его глазах застыл ужас. Когда я увидел это, то почувствовал, как адреналин наполняет мою кровь. От возбуждения мне стало жарко. Мне не хотелось упускать ни секунды, видеть, как он мучается. Он тонул, а я – нет. Брюс слабел, а я от этого становился сильнее. И когда он сдавленно крикнул «Помоги мне!», я поднялся на ноги.

Помогая себе клюшкой, и стараясь держать ноги прямыми, я покатился назад, к берегу.

– Спасибо тебе за урок, Брюс. – Для нас обоих все было кончено. Почти.

– Я был прав! Ты такой же, как и я. – Он словно выплюнул эти слова. Я оглянулся.

– Нет, неправда.

– Даже твоя мать так говорит.

Если бы он не упомянул о ней, все пошло бы совсем по-другому.

– Закрой свой поганый рот! Не смей приплетать ее сюда, – заорал я, занося клюшку над головой. Мне хотелось, чтобы он заткнулся раз и навсегда. Когда я обрушил ее на него, он перестал хвататься за лед, и улыбнулся мне, уходя под воду. Мне безумно хотелось разбить в кровь его улыбающееся лицо. Последнее слово опять осталось за ним. Теперь я и правда был таким же, как он, а моя мама… каждый раз, когда я буду заговаривать с ней, всю мою жизнь, слова, обращенные к ней, будут частью той лжи, которую мне придется рассказать ей, когда я приду к Осборнам и заявлю, что Брюс утонул. У меня не было выхода. Он опять меня победил.

Дело не в том, что у меня заговорила совесть. Нет, меня просто взбесило то, что он опять взял надо мной верх. Но я упал на колени и пополз по льду к застывшей темноте ледяной полынье, а потом сунул голову в воду. Лед треснул. Холодная вода словно ударила меня по вискам. Я увидел, как в мутно-желтой темной воде, совсем близко, проплывает Брюс. Его глаза были широко раскрыты, но он уже ничего не видел. Белый шелковый шарф поднимался над его головой. От холода я не мог двигать пальцами. Я чувствовал, как прикасаюсь к гладкой шелковой материи, но никак не мог схватить ее; поэтому засунул в воду вторую руку, схватил шарф и попытался подтянуть его наверх. Но Брюс был очень тяжелым, так что я сам мог уйти под воду вместе с ним. Подо мной стал ломаться лед. Озеро было готово принять меня в свои объятия. В конце концов, между нами действительно не будет никакой разницы. Мы оба погибнем. Холод поднимался ко мне прямо к сердцу; но я продолжал тянуть Брюса наверх. Потом вдруг с изумлением почувствовал, как чья-то рука схватила меня сначала за одну лодыжку, а потом за другую. Человек стал медленно вытаскивать меня на поверхность, крича что-то. Но уши у меня так замерзли, что я просто ничего не слышал. Мне не хватало воздуха. Оглянувшись, я увидел Осборна. Он упирался каблуками своих подбитых гвоздями сапог в лед, и осторожно, дюйм за дюймом, вытягивать меня на лед. Было видно, как под его желтоватой кожей вздулись пурпурные вены. По его лицу текли слезы, а из носа – сопли. Теперь я стал понимать, что он говорил мне.

– Отпусти его, я не могу вас обоих вытащить. – Старик был слаб, и вообще был похож сейчас на покойника, но по его тону я понял, что он просто хочет, чтобы я утопил Брюса. Но теперь его голова уже показалась над поверхностью воды. Если бы я отпустил его, то в этом можно было бы обвинить Осборна. Так просто.

До сих пор не понимаю, зачем и как я все-таки вытянул своего заклятого врага на лед. Надо полагать, просто хотел доказать ему, что у нас нет ничего общего.

Брюс лежал без движения, широко открыв глаза. Его замерзшие губы застыли в детской улыбке, а глаза, казалось, видели в пустоте что-то недоступное человеческому пониманию. Сани Осборна стояли совсем близко – в двадцати футах. Что именно услышал? Что увидел? Отдышавшись, старик сказал мне только:

– Ты внакладе не останешься. – Потом он поднял руки над головой, сжал кулаки, и сильно ударил Брюса в грудь. Потом еще раз. И еще. Он продолжал колотить его, даже после того, как вода с бульканьем стала выливаться у него изо рта, словно из испорченной раковины, а выражение лица стало осмысленным.

На следующий день я проснулся в больнице в два часа дня. Мама сидела на краю кровати, и смотрела мультфильм про Космического Гонщика, который показывали по телевизору. Он висел у самого потолка. Звук был выключен. Мама плакала. Осборн, не сняв очки, дремал в кресле, которое стояло в углу комнаты.