Дирк Уиттенборн - Жестокие люди

Теперь он был в его руках. Казалось, он не столько испугался, сколько развеселился. Брюс посмотрел сначала на меня, потом на него, а потом запрокинул голову назад и захохотал. Его смех эхом пронесся по озеру, и тут я понял, что это его гогот преследовал нас на острове.

– Ты хотел меня убить.

Это его рассмешило. Он улыбнулся, задрал вверх голову и замолчал. Видимо, наслаждался новыми ощущениями.

– Круто. Знаешь, такого со мной еще не было. А с тобой такое уже случалось раньше?

– Я знаю, что ты сделал.

– Я хренову тучу вещей переделал, знаешь ли. – Он поднял зажигалку и подкурил сигарету. – Может, ты имеешь в виду, что у нас с мамой тесная духовная связь? Насколько я помню, это она меня совратила. Или ты о том, что я поджег дом, когда ты был внутри? Жарко было, правда? Или, мой милый Финн, ты вспоминаешь о том, как…

– Да пошел ты в жопу! – изо всех сил заорал я.

– Нет, моя жопа здесь не при чем. В отличие от твоей. – Он открыл барабан револьвера. – Поразительно. Он заряжен.

Я ринулся к нему, но не успел сжать пальцы на его шее, как он коленом двинул меня прямо в пах, причем с такой силой, что я взлетел в воздух. Потом, сгибаясь и зажав свою промежность рукой, я лежал у его ног, задыхаясь от боли. Когда она немного утихла, ее место занял страх. Брюс прижал дуло пистолета к моему виску, держа палец на курке.

– Одевай коньки. – Со мной все было кончено. А с ним – нет.

Ботинки были жесткими и сырыми, а у меня на ногах были тонкие носки. Дрожащими руками я стал натягивать коньки (они были изготовлены компанией «Бауэр» – как сейчас помню). Когда я зашнуровал их, Брюс предупредил:

– Надеюсь, они подходят тебе по размеру. Я не хочу, чтобы ты сломал себе ногу, ягненок.

Когда шнурки были завязаны, он приказал мне встать на ноги. Я уже говорил, что мне никогда не приходилось делать этого раньше. Ноги у меня подгибались, и я размахивал руками, словно ветряная мельница. Как только мне удалось выпрямиться, он толкнул меня в грудь. Потом достал из машины коньки, клюшки и шайбу. Когда он повернулся, я попытался схватить его за лодыжку. В ответ он двинул меня ботинком по виску. Потом стал зашнуровывать ботинки, насвистывая песню «выходные в Камбодже». Я заплакал.

- Разве ты не хочешь узнать, почему я это делал? – мягко спросил он. Казалось, он говорит серьезно.

– Ты сумасшедший! – крикнул я.

– А ты что, нормальный? Твоя мать – массажистка, а ты всем рассказываешь, что она врач, получивший образование в Париже. И все тебе верят. Не выдумывай, Финн. Это они сумасшедшие, а не мы с тобой.

– Я все рассказал Майе. – Но он не испугался.

– Неправда. Она позвонила мне из аэропорта, и рассказала, как ты убеждал ее в том, как мне было тяжело, когда я покрывал свою мать. С твоей стороны очень умно было сделать вид, что ты беспокоишься обо мне. Ты как бы готовил ее к тому, что я могу покончить с собой, нагнетал обстановку. Так ведь? Я все правильно понимаю?

Майя пообещала мне, что не будет звонить брату.

– Пошел ты.

– Ладно, хватит об этом. Слушай, мне хочется, чтоб ты знал, как мы до этого докатились. Не подумай, что я в восторге от того, что происходит. Ты мне всегда нравился. Да и сейчас нравишься. Но потом, когда выяснилось, что дедушка дал тебе пленку, чтобы ты проявил ее… Видишь ли, ни я, ни моя маменька и понятия не имели, что в доме установлена видеокамера. Теперь ты понимаешь, что я был просто вынужден что-то предпринять?

– Я ее не проявлял. Она находится за трубой с горячей водой в моем туалете. Можешь ее забрать.

– Забрать? А она что, принадлежит тебе? Ну что ж, спасибо. Теперь я знаю, где ее искать. – Он прижал дуло пистолета к моему лбу. – Ты сам виноват, Финн. Зачем ты стал подлизываться к деду? Зачем ты предложил ему проявить пленку? В старые добрые времена он бы никогда не стал якшаться с такими прощелыгами, как ты и твоя мамочка. Но теперь он постарел и стал сентиментальным. Он готов проглотить все, что ему скармливают. Поэтому мне так легко удалось обдурить его в ту ночь, я тебя поимел: я просто подложил таблетку со снотворным к остальным его лекарствам. Предложил ему молоко и печенье. Старый хрен так и понял, что той ночью меня в доме не было. Он мирно посапывал, пока мы с тобой…как бы это выразиться? В антропологии это, кажется, называется «первый контакт».

Брюс отдернул пистолет от моего лба и с задумчивым видом почесал им подбородок.

– Я вовсе не хотел, чтобы все обернулось именно так. Мне было ясно, что просто так вы с мамой не уедете, но я был уверен, что ты не сможешь сохранить свой секрет в тайне. Вот я и решил намекнуть тебе на то, что вам пора сваливать отсюда. Понимаешь, Финн, приходится признать – обычный ребенок, которого жестоко избили, а потом изнасиловали, не сможет не поделиться этим со своей матерью. Иначе у него случится нервный срыв. Так что сначала я даже подумал, что тебе понравилось то, что я с тобой сделал. Но потом, когда я увидел, как ты со своей мамусенькой из кожи вон лезешь, чтобы тебя приняли в престижную школу и разрешили снимать дом за доллар в год… Теперь ты возвращаешься домой, вооружившись пистолетом… Ненавижу избитые фразы, но некоторые из них очень точно описывают ситуацию: то, что тебя не убивает, делает тебя сильнее. – В голове у меня все еще звучали его слова: «избили, а потом изнасиловали».