Виталий Щигельский - Время воды

— Я в ракетных войсках служил, не в пехоте.

— Да это не важно. Ответь, Попов, тебе безразлична судьба нашей Родины?

— Никак нет, товарищ капитан первого ранга, — ответил я ему, сумев, таки, выпрямиться, и это была чистая правда. — Для меня больше нет различий. Нет судьбы. И Родины больше нет…

Я хорошо помню тот день, когда окончательно ощутил себя взрослым, ощутил, но, как теперь понимаю, не стал. Ощущение оказалось ошибочным, вызванным преобладанием физического роста над умственным развитием, глуповатым дембельским оптимизмом, амбивалентностью социальной среды.

Как не обладание женщиной делает мужчиной мужчину, так не физический возраст определяет степень взросления. В социально разрозненном обществе со смешанным набором восточных и западных ценностей возраст человека определяется по сложной шкале.

Преуспевающий человек в крупном загазованном городе с растущими ценами на недвижимость, мутирующими вирусами и бурно развивающейся сырьевой экономикой выведен из повседневности особыми привилегиями и полномочиями. Он не выказывает желаний, он пресыщен, нетороплив, расчетлив в движениях и позах, ибо суетность, ныне обзываемая креативностью, переносит креативщика на ступень ниже — в касту менеджеров, откуда наверх нельзя, можно только на дно. У преуспевающего человека есть свое дело, которым он, однако, не обременен. Его автомобиль не стоит на светофорах и перекрестках. А сам он не опускается до завязывания шнурков на своих же ботинках. Он не знает, сколько у него денег, его брачные контракты составляются таким образом, чтобы не платить алиментов, окна его кабинета выходят в исторический центр города, охраняемый международным комитетом ЮНЕСКО. А его самого от дурного слова, глаза, яда, пули и сифилиса охраняют крепкие натасканные ребята из специального подразделения «БОБР», именуемые в простонародье «бобры». Даже обрывки туалетной бумаги, которую он использует, снабжены вензелями и призваны нести недвусмысленный посыл обществу.

Чтобы стать таким человеком, мне понадобилось без малого десять лет…

Тишину в кабинете с окнами на исторический центр нарушали мое дыхание и четкий швейцарский шаг часов на моей руке. Я смотрел, как вдоль Фонтанки по овечьи тупо подпирали друг друга ряды машин с серыми просоленными боками. Лошадиных сил в них хватило бы для победного броска до Ла-Манша или Халкингола на выбор, но машины везли в себе жирных биологических роботов с мозгами, зашторенными самодовольством, и пищеводами, зараженными глистами от суши. Я видел, как маленькие фигурки сновали взад-вперед по присыпанной снегом «ватрушке». Охваченные деловым безумием, они кричали в отверстия сотовых телефонов, колотили по клавишам ноутбуков, испускали миазмы желудочной деятельности. Они были сыты, одеты, уверены в завтрашнем дне, они всерьез думали, что живут, создают, делают жизнь. На самом деле от тех потерянных, перепуганных, полуголодных людей эпохи девяностых их отделяло всего ничего. Кусок колбасы в животе, литр кислого пива, тряпочка из полиэстера с биркой «hand made stile» на жопе, автомобиль, взятый в кредит, и ежедневные два-три часа лести из телевизора. Суммарный вектор их деятельности по-прежнему был равен нулю.

Я смотрел на них и боролся с желанием закурить. Затянуться едким табаком, вызывающим сладостный туман в клетках мозга и кашель в придушенных легких. «Мальборо», самосадом, на худой конец, газетой, свернутой в трубочку. Вред от сигареты мог примирить меня с неэффективностью, слабостью и тупостью человеческого вида.

Будучи студентом, я хотел посвятить себя прекрасной цели: созданию систем, машин, механизмов, облегчающих физический труд, устраняющих натужные телодвижения. Повсеместное введение машин постепенно привело бы общество к равенству и справедливости. Это была утопия. Техпрогресс не в состоянии положительно влиять на человека, аннигилировать его зоологические разрушительные рефлексы. Нужен альянс с доброй волей.

После полета в космос этот альянс наметился и стал крепнуть. В конце восьмидесятых — распался, в стране стало плохо с волей и с техникой, а слово «добрый» нашло себе место в словосочетании «добрый сок».

Я был не хуже и не лучше других, я смиренно выбрал наемный физический труд и для удобства труда переложил волю из кулака в задний карман. Спутник и родственник обезволенного труда — алкоголизм. Он же — катализатор, который и провоцирует личность на деятельность и ускоряет ее распад.