Терри Сазерн: Блистательный и утонченный

Фиске низко присвистнул и перевел взгляд с доктора на Стоктона и обратно. Стоктон, который за все время повествования только пару раз оторвался с неодобрительным видом от своего блокнота, внезапно широким шагом направился к окну.

— Через это окно, верно? — резко спросил он, делая пометку в своем блокноте, хотя на самом деле в комнате было только одно окно. Он импульсивно схватился за ручку, чтобы открыть окно пошире. Доктор Эйхнер попытался было заговорить, но вовремя опомнился.

— Она вышла через это окно, — объявил Стоктон и, держась за ручку, перегнулся наружу, озираясь вокруг. — Вы помните, в какую обувь она была одета в тот момент, доктор?

— Конечно, я не могу быть уверенным до конца, — серьезно сказал Фред Эйхнер, поднимая маленький листочек, — но я попросил мою секретаршу, чтобы она описала, во что была одета женщина, и вот ее список — и он весьма примечателен, поскольку такие тонкости могут заметить только женщины. Итак, она была одета: «коричневые чулки, британские шнурованные плоские туфли на креповой подошве», и я полагаю, это обычная разновидность ботинок на плоской подошве… Точно. Я скажу, что не припоминаю этого клацанья от высоких каблуков, которые обычно носят мои пациентки — хотя, по правде говоря, я не могу сказать, что уделил этому особое внимание… так что у меня нет четкого визуального представления на тот момент о…

— Она все точно написала, — произнес Стоктон из окна, — здесь нет следов.

Он сделал пометку в своем блокноте. Было очевидно, что Стоктон воображал себя очень проницательным, то есть на самом деле он был в полнейшем замешательстве, но хотел произвести обратное впечатление. Доктор Эйхнер протянул ему бумагу.

— Все, что я сам смог вспомнить по поводу ее одежды, полностью описано здесь и, как я сказал бы, во всех подробностях. Я думаю, эта бумага лучше послужит описанием, чем все, что я скажу по этому поводу. Я это внимательно изучил и, думаю, больше никаких подробностей…

— Сержант, — сказал Стоктон, обращаясь к своему компаньону, — передайте это описание в управление. — Он быстро передал бумагу Фиске, который сначала удивленно на него посмотрел, затем произнес:

— Так точно! — И направился к выходу из офиса.

— Подожди минуту, — сказал Стоктон. — Я хочу, чтобы здесь также поискали отпечатки пальцев. Скажи им, чтоб прислали для этого человека. — Он внимательно уставился на ручку окна, за которую держался, громко комментируя: — Если она вышла через это окно… — Этого было достаточно, чтобы у Фреда Эйхнера начались спазмы в желудке.

— Я понял тебя, Сток, — радостно сказал Фиске. — Так точно! — И в один прыжок он был уже за дверью.

— Доктор, — снова вернулся к теме разговора Стоктон, стараясь говорить с некой небрежностью, — вы говорите, что никто не попытался задержать эту женщину. Я имею в виду, вы никому не кричали, чтобы ее остановили, когда она ушла?

— Женщина была опасно вооружена, сержант, — холодно сказал доктор. — Это явно задача департамента полиции и ничья больше.

— Эти деньги были застрахованы? — вопросил Стоктон — он был не из тех, кого легко одурачить.

Доктор понимающе улыбнулся.

— У меня обычная страховка «Убытки против воровства», — сказал он. — Однако я сомневаюсь, что она применима в данном случае. Так случилось, что у меня сохранились серийные номера четырехсот долларов — тех денег, которые лежали в столе. Эти номера включены, как вы могли заметить, в список, который вы передали сержанту Фиске.

Стоктон вернулся, чтобы посмотреть на ручку от окна.

— Подождите минуту, — внезапно сказал он и выбежал из офиса, но его пронзительный голос тем не менее отчетливо слышался: — Фриске, подожди с вызовом!

Доктор уселся обратно, чувствуя себя странным образом удовлетворенным. Рассказанная им история о грабеже была, очевидно, единственным творческим порывом за всю его жизнь, и теперь он пребывал в волшебном изнеможении, чувствуя внутри чистоту и спокойствие. Это было настолько сильным ощущением, что на мгновение он забыл о Феликсе Тривли, лежащем в клозете. Затем он снова собрался с мыслями и вернулся к своей прежней сосредоточенности, взглянув сначала на часы, а затем в окно.

Пыль осела, как сухой туман, серо-синим светом на каменных лавочках и посыпанной гравием дорожке. Через полчаса должно было стемнеть.

Когда офицеры вернулись, доктор надевал пальто и шляпу одновременно.

— Ну, надеюсь, что на этом все, доктор, — сочувственно сказал Стоктон, отводя глаза от окна. — Я не собираюсь никого приглашать сегодня, чтобы снять отпечатки пальцев. Я имею в виду, что нам пока будет достаточно этого превосходного описания женщины, которое у нас есть.