Бабушку должны выписать во вторник, поэтому я отпрашиваюсь. Нужно помочь с сумками.
Мы идем по тем же улицам, что и месяц назад, говорим почти о том же. У меня создается гнусное впечатление, что мы, как белки в колесе. Дурное повторение. Дурная бесконечность.
Поэтому именно в этот вечер я звоню Юле. Я звоню, чтобы почувствовать себя существом, обладающим свободой воли. Пребывая постоянно во власти враждебных обстоятельств, я утрачиваю иллюзию свободы. Может быть, знакомство с этой Юлей, новая влюбленность, может быть, даже новая страсть вернут мне статус человека, поступающего свободно?
Перед тем, как набрать номер, я вспоминаю об отношениях со Светой в период болезни Кати. "Что, вернула тебе Света свободу? Нет? Великолепно. Юля тоже не вернет". Однако нужно было что-то сделать, а единственное, в чем я мог проявить себя, — Юля.
По голосу, который произнес "Алло" я понимаю, что это она. Или ее сестра. Или подруга. Всякое бывает. Голос спокойный, усталый.
— Юля?
— Да… — она удивлена.
— Вы меня не знаете. Я друг Черкасова. Меня зовут Родион.
Когда-то я все это уже говорил. Опять повторение. Опять порочный круг.
— Так. Что дальше. Я слушаю.
— Он мне много рассказывал о вас.
— Наверно, плохого?
— Да что вы! Конечно, хорошего. А у вас отличное чувство юмора.
— Спасибо. Не жалуюсь.
Ее резкая манера разговора мне не нравится.
"Наверно, не то. Опять не то. Интересно, как она выглядит? Хорошо, ежели бы была симпатичной". Я не перефразирую слова князя Мышкина о Настасье Филипповне? Только он уже видел ее красоту, и мечтал о ее душевных качествах, а я, так сказать, слышу душевные качества, но еще не вижу красоты. Ха-ха.
— Я хочу предложить вам свидание.
— Так сразу?
— А что откладывать?
Пауза.
— Откровенно говоря, вы меня заинтересовали. Но вы ведь не маньяк?
— Поинтересуйтесь у Черкасова.
— Хорошо. Где и когда?
— В воскресенье сможете?
— Да, смогу.
— Когда вам удобнее в воскресенье: днем или вечером?
— Утром.
— Утром?
— Утром.
— Во сколько?
— Часов в десять.
— Давайте в одиннадцать.
— Давайте в одиннадцать. Где?
— Около памятника — банально. Давайте около киоска.
Я вспоминаю, как с трудом узнал Павлову.
— У какого?
— Остановку представляете? Ту, где чугунная ограда?
— Представляю.
— С той стороны, где она, то есть остановка, упирается в площадь, есть киоск "Союзпечати". Там и встретимся.
"В том гробу твоя невеста!"
— Я поняла.
— Тогда до встречи.
— Пока.
Мне смешно. Я раздвигаю шторы и смотрю в темноту улицы. В свете фонаря кружатся мириады снежинок.
Мы идем и молчим. Все попытки с моей стороны наладить разговор упираются в глухую стену.
Я предлагаю ей свою руку, но она отказывается. Не знаю, думает ли она ранить своим ответом, но я воспринимаю его спокойно. Мы обсуждаем вопросы, которыми занимались Пушкин и Чаадаев. Причем Юле очень не нравится мое суждение о смешивании русской культуры с татарской. Она критикует тезисы так агрессивно, словно задета за живое.
Уже сейчас ясно, что это наша первая и последняя встреча. Так чего же мы даром тратим время?
Через полчаса я в первый раз предлагаю зайти в кафе. И предлагаю не так, как Лене, а исходя из собственной выгоды — я действительно замерз, но Юля отклоняет предложение так, будто я предлагаю интим.
Мороз крепчает, а разговор становится все более агрессивным. Я уже не жалею ее чувств. В дело вступает тяжелая артиллерия — аристотелевская логика. Я разбиваю ее аргументы один за другим. Она пытается сопротивляться, но ничего не выходит.
Обессиленная, она замолкает. Мы сделали полный круг и снова вышли на площадь, только с другой стороны. Ясное небо над головами становится темным. Я смотрю вверх, почему-то мечтая о снеге. Мне хочется снега. Я смирился и с тем, что замерз, и с тем, что голоден, и с тем, что, скорее всего, боли в горле обострятся. Мне все равно. Я знаю, что когда приду домой, буду писать роман, а потом готовиться к урокам. День потрачен впустую, а с Юлей еще нужно будет как-то разорвать отношения, да так, чтобы она не обиделась.
Я предлагаю проводить ее, находясь в уверенности, что она откажется, но, словно назло мне, она соглашается. Неужели ей скучно идти одной?
Вокруг гуляют влюбленные. У некоторых в руках — нелепые замерзшие цветы. Все же я не купил цветов — хоть в чем-то угадал.
Не знаю, какие ассоциации приводят ее к мыслям о коте. Его зовут Мутант. У него нет двух лап. Она лично его кастрировала. Выясняется, что она подрабатывает этим.
Читать дальше