— Какие могут быть обстоятельства? Жилищные? Вот и Дмитрий… Николаевич все так же говорил. И что же? Человеку тридцать пять, а он не женат! И, скорее всего, никогда не женится.
— Почему вы так думаете?
— Мужчины привыкают к холостой жизни. И чем дальше, тем сложнее им жениться. Очень уж многое приходится менять. Пока вы молоды, это легче сделать.
— Я не согласен с вами на счет тридцати пяти. Греки предпочитали жениться именно в этом возрасте. Главное, чтобы женщина была молодой.
— Нет, Родион Романович. Чтобы дети были здоровыми, оба супруга должны быть молодыми. Да и плохо будет детям, если они подрастут, а отец у них — дедушка.
— У меня нет проблем с жильем, Ольга Ивановна. Видите ли, дело в другом. Трагедия. "Ромео и Джульетта".
— Вы все шутите, Родион Романович!
— Ольга Ивановна, мне пора.
— Удачи вам, удачи! И не тяните с женитьбой!
Настя была на месте.
Подарок ее порадовал, но не так уж, чтобы очень. То ли она привыкла — я часто дарил цветы, то ли была озабочена чем-то.
На озере было людно: почуяв весну, рязанцы валом повалили на природу. И на велосипедах, и без них, и для того, чтобы приятно провести день, и для того, чтобы выпить пива.
Я рассказывал ей о том, как она выглядела в наш первый день, о чем говорила. Мои истории привели ее в весьма игривое и странное расположение.
Этот день снял напряжение последних недель. В нем было все, но в нем чувствовалось и приближение нового. Мы оба видели тень, но не могли ее классифицировать — то ли это начало, то ли конец…
Мама встретила известие спокойно. Ничуть не удивилась. Спросила о причине смерти.
— Что будем делать, мам?
— Мне в ночь на работу. А завтра с утра поедем.
— А где остановимся?
— У Катюли. Разве у нас есть другие варианты?
— Может быть, мне поехать сегодня? Может быть, им нужна помощь? С утра за чем-нибудь сходить и прочее.
— Как хочешь.
Перед отъездом я позвонил Насте. Заминка.
— Ты что-то хочешь сказать?
— Тебе мое предложение не понравится, — коротко заметила она.
— Говори — не тяни.
— Бородина встречалась с Юркой на квартире в Приокском.
— Ну и что?
— Я сейчас нахожусь здесь.
— Ну и…
— Я подумала, что мы могли бы встретиться… здесь… Тем более, заплачено за целый день, а Юрку срочно вызвали на работу. Бородина расстроена. Поэтому и попросила приехать к ней. Но она сейчас уже уехала.
— Ты там одна?
— Да.
— Ты понимаешь, что ситуация крайне неподходящая?
— Поэтому и не хотела это предлагать.
В моей душе гнездились мириады мыслей. Какие-то символистские рассказы, в которых герои совокуплялись рядом с гробом своих отцов (или матерей), какие-то рассказы о взаимозависимости любви и смерти a-la Леонид Андреев и прочая чепуха. Я представил, как мы совокупляемся, и представление вызвало отвращение.
— Хорошо, я приеду. Давай адрес.
Дом оказался элегантным. Не было сомнений в том, что квартиру снимал ее любовник. Я не верил в сказку о Бородиной.
Мне понадобилась ласка. Иллюзия единения с человечеством. А такую кратковременную иллюзию мог предоставить секс.
Кровать, на которую мы должны сейчас лечь, вызвала в теле брезгливую судорогу. Я представил, как Настя только что отдавалась здесь другому мужчине.
Возбуждение возникло, как и положено, системы сработали безотказно, но не более.
Я понял, что приблизительно так к сексу подходит проститутка. В этом ее спасение. Она ничего не испытывает. Именно эта бесчувственность и позволяет существовать по двойному стандарту. Половая связь, лишенная эмоций, не считается изменой — она считается работой. Для Демонической это как поесть без аппетита — надо — и все тут.
Я довел ее до оргазма. Потом — еще.
Пошел на кухню и брезгливо выбросил презервативы. Вернулся. Начал одеваться.
— Ты проводишь меня?
— Конечно, Кисыч.
Погода напоминала день, когда мы выехали в Питер.
Она смотрела, как я зашел в автобус, как сел у окна. Помахала рукой. Я кивнул.
Зимняя поездка, музеи, тетя Наташа, чтение Тарковского — смерть придавала воспоминаниям сумрачный колорит. "Тошнота". Сартр.
В Москве прохладно. Впрочем, она не кажется такой удручающей, как зимой. Зелень освежила мертвый город. Пруды, высотные дома, зеленые насаждения. Этот район совсем не похож на ту Москву, которую я знал.
Костина четырехкомнатная квартира представляла только что отделанное под ключ произведение искусства. Она была заставлена новой мебелью. В каждой комнате был телевизор. Огромная гостиная освобождена ото всего. В центре — огромнейший стол, устланный шикарной скатертью. Большое количество стульев и табуреток довершали интерьер — к поминкам все было готово.
Читать дальше