Артур Кангин - Запах денег

Леша счастливо цокнул языком.

“Своя! — блаженно озарило мозг. — В доску!”

Своя-то своя, но что представить на очередной выставке в Лондоне?

Одежда из дензнаков не проканает.

И Леша нашел блистательный выход!

“Московские бомжи” — вот как называлась его свежеиспеченная коллекция.

Промасленные телогрейки. Разбитые кеды. Портки с оборванными краями. Куртки-пуховики, как ежи в торчащих перьях. Рваные чулки и дырявые перчатки.

Эстетика увядания…

Нет, Леша не изменил деньгам. Он пошел от обратного. Просигнализировал мировому сообществу, как худо без живой наличности.

Центральной топ-моделью Леша упросил выступить родную Аллочку.

Загадочна женская сущность! Болоньевый плащ с огрызком рукава, полулысый бараний треух даже украсили девушку.

И снова, теперь уже на брегах Темзы, мир высокой моды был благостно потрясен.

И всё не ограничилось здравницами и фотками на обложках глянца.

В Россию потекли деньги. Да, да! Именно Леша заставил западных воротил задуматься о России.

Потекла наличность и в Лешины карманы. Заветная комната пополнилась новыми ворохами пахучих, хрустящих банкнот.

Господин Малышкин с госпожой Чеботаревой устроили фиесту. Нализались до зёленых чертиков шампанским времен Наполеона Бонапарта, накушались королевских лангуст, да и предались бурному сексу в золотой комнате, на нежнейшей подстилке из рублей, долларов, евро…

— Бери меня! Еще! Еще! — гортанно шептала Аллочка.

И Алеша был неутомим, как семнадцатилетний юнец.

— Ты мой лучший сексуальный партнер! — подвела итог Алла.

— Выходи за меня замуж, — предложил Леша.

— Милый!

Жили счастливо.

Одно тревожило, в заветную комнату было уже не войти.

Так ее расперла наличность.

— Давай заведем другую? — предложила Алла.

Алексей нахмурился:

— Нельзя профанировать идею.

— Но ты же страдаешь! Не можешь осыпать себя деньгами!

— А аромат? Деньги пропитал весь наш дом. Мне достаточно этого.

И все-таки Аллочка была права. Без тактильного контакта с ассигнациями Леша приуныл, и его следующая коллекция “Московский босс” вышла изумительно бездарной.

Журналистские писаки оголтелой стаей набросились на кутюрье Малышкина. Как его только не называли?! И выскочкой… И компилятором… И просто дураком…

Леша запил. По черному. Утро начинал с водочной опохмелки.

— Алеша, дорогой, ты гибнешь! — моргала голубыми глазами Алла.

— И пусть! Пойду и повешусь в заветной комнате!

Выручил Лешу пожар.

Пьяный, как зюзя, Алексей заснул с горящей сигаретой. И особняк сгорел. Весь! Начисто!

Супруги чудом успели выбежать на улицу в нижнем белье.

И самое щемящее в этой истории то, что дом застрахован не был.

Леша слепо верил в счастливую звезду и остался с носом.

Пришлось жить на средства Аллочки, точнее на доходы с телевизионной лотереи “Русский характер”.

Горько висеть на шее жены. Алексей почувствовал себя бомжом. Он с утра до ночи шлялся по московским улицам. Просил закурить. Собирал бутылки. На площади у трех вокзалов распивал с отребьем портвейн “ 777”.

И речь господина Малышкина резко изменилась. Он стал грязно выражаться и хрипло хохотать.

Что говорить об одежде?! Она пришла в полный упадок. Спину кожаной куртки сапожным ножом располосовал алкаш. Лаковые, бальные туфли лопнули и “просили каши”. На макушке Леши красовалась замызганная тюбетейка, подаренная добрым туркменом.

Аллочка купила супругу роскошную одежду, но Алексей от гордости ее не носил. Жена пыталась откармливать мужа витаминизированными деликатесами, Леша от упрямства лопал лишь кильку и овсянку на воде.

Наконец, Аллочка решилась.

Пришла с работы напряженная, как стальная пружина. В руке держала дипломат. Щелкнули замки и нутро дипломата предстало доверху набитое долларами.

— Откуда? — вычесывая вошь из поседевшей шевелюры, спросил Леша.

— Заем у телекомпании. Ты должен создать новую коллекцию.

Леша наклонился и пытливо понюхал дензнаки.

— Не вдохновляет, — резюмировал он.

Но коллекцию он все-таки создал.

Назвал ее “Московский бомж- 2”.

Отправился в Рим.

И снова вселенский фурор.

Сам папа Римский одобрительно отозвался о Лешином творчестве.

Испанский король позвал к себе в гости.

А те самые писаки, которые щедро вымазывали Лешу навозом, теперь называли его корифеем смелых линий, гением театральных перевоплощений.