Кейт Аткинсон - Витающие в облаках

— А ну хватит, больше ни слова на эту тему!

Затем она вытащила из кармана Макпушкина и с сомнением взглянула на него. Он и вправду казался чересчур вялым и безжизненным. Она слегка встряхнула его. Он вздрогнул и проснулся. Мейзи отобрала его у матери, посадила себе на плечо и скривила шею так, чтобы получилась норка.

— Сдается мне, это очень неудобно, — сказала миссис Макбет.

— Так и есть, — ответила Мейзи, неловко орудуя ложкой.

Каждый из нас выбрал себе наречие для ужина. Филиппа ела суп жадно, миссис Макбет — неопрятно, миссис Маккью — безрассудно, а я решилась на «осторожно». Люси Оззер предпочла «никак».

— А это что? — спросила миссис Макбет, тыча пальцем в рукопись на столе.

— Я пишу роман, — ответила Филиппа.

— Зачем? — спросила миссис Макбет.

— Ну… а почему бы и нет? Это про любовь доктора и медсестры. Я собираюсь послать его в «Миллз и Бун». Арчи, конечно, считает, что я проституирую свое искусство, — бодро сказала Филиппа (по-видимому, этот вопрос беспокоил многих), — но, насколько я могу судить, это обманчивый аргумент, исходящий из того, что любое искусство по природе своей дидактично. Вы согласны?

Последний вопрос был обращен к миссис Макбет.

— Хм… — произнесла миссис Макбет, листая рукопись. Чтобы увернуться от вопросов, на которые у нее не было ответов, она принялась читать вслух: — «В васильково-голубых глазах Флик прыгали бесенята. Может, Джейк Маккриндл и считает себя выше нее, потому что он важная шишка и больничный доктор, а она всего лишь медсестра-практикантка. Но она ему скоро покажет…» Флик? Точно? Вы уверены?

— А разве Флик — это не лошадиное имя? — спросила Люси Оззер.

— Нет, то Флика, — сказала я. — «Моя подруга Флика».

— У тебя есть подруга по имени Флика? — заинтересовалась Филиппа.

— Кхм! [или что-то в этом роде] — громко произнесла миссис Макбет. — «Флик проработала в мужском хирургическом отделении всего два дня и уже успела дважды столкнуться с чрезмерно самоуверенным доктором Маккриндлом, который явно считал себя подарком от Бога человечеству, больнице Святого Вернона и тамошним медсестрам».

— А что, разве есть больница Святого Вернона? — спросила миссис Маккью, умудряясь одновременно вязать и есть суп.

— Может, ты подумала про букмекерскую фирму? — предположила миссис Макбет.

— Не важно, — презрительно сказала Филиппа, — это же беллетристика.

— «„Итак, доктор Маккриндл, — сказала Флик, прекрасно сознавая, какой эффект оказывает ее присутствие, — каков ваш диагноз?“ Он улыбнулся ей по-волчьи…»

— А мне кажется, волки не умеют улыбаться, — встряла Мейзи, но тут миссис Макбет засипела, закашлялась и порозовела, почти догнав цветом лососину; глаза у нее заслезились, а рот округлился изумленным овалом — она пыталась втянуть воздух.

— Геймлих! — рявкнула Филиппа, схватила ее сзади и принялась трясти и мять старушечье тельце, пока изо рта у миссис Макбет не вылетел ком слов, а с ним — большая рыбья кость.

— Пронесло, — хрипло сказала миссис Макбет, падая на стул, — словно встреча со смертью входила в ее ежедневный распорядок. Она принялась разглядывать рыбью кость, удивленно качая головой. — Надо же, рыбья кость. Откуда она могла взяться?

— От рыбы? — предположила Люси Оззер, саркастичное дитя.

Лосось промолчал. Миссис Маккью дала миссис Макбет сигарету, чтобы та поскорей оправилась, и сама тоже закурила.

— Я коплю купоны на тостер «Филипс», — сказала она. — Просто ужас сколько надо выкурить.

Наверху хлопнула дверь и потекла вода из крана. Интересно, не значит ли это, что Фердинанд где-то здесь. Я извинилась, вышла из-за стола и осторожно поднялась по захламленной лестнице. К несчастью, в ванной комнате Фердинанда не оказалось, но ее заполнял необычный запах мужской чистоты — зубной пасты, пены для бритья и антибактериального мыла, — словно здесь только что мылся человек, привыкший к казенной гигиене и распорядку сильнее, чем все остальные Маккью. Мне казалось, что я различаю за запахом личной гигиены слабый след собственного животного запаха Фердинанда и что, если прислушаться хорошенько, я уловлю тающее в воздухе эхо его сердцебиения.

Ванная комната была одой шестидесятым — от сантехники цвета чахлого лютика с прозрачными акриловыми ручками кранов до сосновых панелей в елочку, которыми был обшит даже потолок, озаряемый тусклым светом встроенных светильников. Все стоки плотно забились комьями мыльных волос. Ванна была склизко-серая, а унитаз внутри покрыт бурой коркой. На подоконнике боролась за жизнь анемичная традесканция — ее листья тянул к земле толстый налет талька. На бачке унитаза лежала духовная пища разнообразных Маккью — «Журнал для ценителей резинок», «Бино» и древние выпуски «Философского ежеквартальника».