Кейт Аткинсон - Витающие в облаках

— У вас есть какие-нибудь симптомы? — начала допрашивать я. — Горло болит? Голова? Желёзки распухли?

— Голова болит, — сказал он с надеждой.

— Пульсирующая боль? За глазами? Или ноющая, в затылке?

Он не мог определиться:

— Скорее, как будто иглу в висок вгоняют.

— Значит, опухоль мозга, — сказала Терри.

— Пойдите прилягте, — предложила я, — и постарайтесь не думать о проверке работ.

К счастью, он последовал этому совету и ушел, сжимая голову руками и тихо стеная.

— А, вот и вы! — Профессор Кузенс выскочил из своего кабинета и сплясал передо мной небольшую джигу. — Я надеялся вас сегодня увидеть. Хотел спросить про нашего общего друга.

Не было смысла объяснять профессору, что мы виделись всего час назад. Ведь время, как все знают, субъективно.

— Нашего общего друга? — переспросила я.

— Вчерашнего пса. И Чика, конечно, — ласково сказал профессор. — Он за словом в карман не лезет, а?

— Нам надо к Марте на семинар по творческому мастерству. Мы уже опаздываем.

— Я пойду с вами, — сказал профессор. — Я всегда хотел узнать, что такое творческое мастерство. И есть ли у него антоним?

Он засмеялся, втиснулся между нами и взял обеих под руки, словно собираясь плясать некий затейливый рил.

— А, это вы, — сердито сказала Марта. — Вы пришли так поздно, что уже почти рано. Уже двадцать минут третьего. Это значит, что вы опоздали на двадцать минут… на случай, если вы сами не можете подсчитать. Вы опять решили посидеть?

Последние слова были обращены к профессору Кузенсу.

— Вы ведь не возражаете, правда? — сказал он. — Меня ужасно интересует то, что вы делаете.

Марта всегда вынуждала нас расставить смертельно неудобные стулья в кружок, будто мы на групповой психотерапии или собираемся играть в игру, предназначенную для того, чтобы всех перезнакомить: «Меня зовут Эффи, и будь я животным, я была бы…» А кем бы я была? Не кошечкой или собачкой, это точно — мало приятного вечно зависеть от прихотей человека, считающего, что он тобой владеет. И не домашним скотом, который ценят лишь за молоко, мясо и шкуру. Может, каким-нибудь робким созданием, таящимся в глубинах леса, куда не ступала нога человека?

Марта, как обычно, устроила перекличку — Андреа, Кевин, Робин, Кара, Дженис Рэнд, Давина. Давина была «зрелой студенткой» из Киркальди. Разведенка, одна из немногих взрослых студентов в университете, она училась с энтузиазмом. Шуг не записался на курс творческого мастерства — он заявил, что в списке покупок на неделю, который составляет его мать, больше творчества, чем во всех произведениях, когда-либо написанных в нашем университете. Боб же записался на курс творческого мастерства, только он об этом не знал. Уже много недель Марта в начале каждого занятия стояла у доски и взывала, хмурясь: «Роберт Шарп! Кто-нибудь знает, кто это такой — Роберт Шарп?» Я каждый раз молчала — мне не хотелось признаваться, что я знакома с Бобом.

Я сидела рядом с Терри — черной волчицей, рыскающей в ночи. Терри обещала Марте произвести на свет сборник стихов. Сборник назывался «Мое любимое самоубийство» — его содержание было нетрудно себе представить. Некоторые стихи, хотя и явно вторичные, тем не менее удивляли жизнерадостным взглядом на вещи:

Марта куталась в длинный кашемировый плед, сотканный из тусклых цветов конца бесконечности. Она замоталась в него, как в тогу, закрепив неприятной брошью из когтя какой-то дикой птицы (может, куропатки?), вделанного в аметист.

Андреа картинно точила карандаши и раскладывала разные принадлежности на столе, а Кевин пялился на то место, где были бы ноги Оливии, если бы она пришла на семинар.

— Думаю, стоит начать с небольшого упражнения — размять писательские мускулы, — сказала Марта.

Она говорила очень медленно, будто наглоталась транквилизаторов, но, мне кажется, просто у нее была такая манера разговаривать с людьми, которых она считала глупее себя. Как скучно. Пожалуй, я не высижу тут целый час.

— Напишите мне абзац текста, — четко и медленно произносила Марта. — Вам дается десять минут. Употребите в нем следующие три слова: «филуменист», «надоумить» и «брактеат».

— Это четыре слова, — возразил Робин, который сидел рядом со мной в общем круге. На нем был кожаный тренчкот, явно когда-то принадлежавший солдату из дивизии ваффен-СС.

Марта подарила ему тщательно выверенный взгляд.