Он, конечно, и сам боль-менее понимал, в том смысле, что Ольга ему и самому нравилась, но чтобы уж что-то такое сверх-замечательное и необыкновенное... Тем более – на новогоднем вечере. Когда там чего разглядеть-то успеешь... Хотя, что ни говори, пустяк – а приятно.
После Нового года гришино желание – остаться в ольгиной квартире на диване и больше не уходить – отчасти реализовалось. Не вдруг, конечно, не единым махом. Просто как-то однажды он остался на ночь. Потом – еще раз, потом – на пару дней. Потом еще. Зубную щетку и тапочки Ольга ему организовала, но бритвы и прочих удобных мелочей продолжало недоставать. Немного поразмышляв на эту тему, Гриша понял, что абсолютного счастья в мире нет, совместить все – уютность продавленного диванчика на кухне и свой привычный холостяцкий обиход – невозможно, и... Предложил Ольге собрать вещи и перебраться на его территорию. Формальным поводом было наличие там большей площади. Ольга подумала, потом молча кивнула, достала откуда-то средних размеров сумку и стала укладывать вещи.
После ее переезда гришина стильная квартира стала все больше и больше терять свой холодный гостиничный лоск и приобретать уютный жилой вид. Стеклянный стол Ольга накрыла яркой скатертью в цветах, на металлической мебели откуда-то возникли разные подушки и валики, очень удачно смягчающие торчащие углы, с окон исчезли плоские жалюзи, их место заняли плотные шторы. По углам и на подоконниках появились растения в пестрых вазах и горшках. Домработница МарьИванна влюбилась в новую хозяйку через полчаса после знакомства. В общем, дом согрелся и задышал. В кухне пахло ванилью, а может, корицей, а может, чем-то еще, но запах был домашним и вкусным. И если рабочие совещания, даже очень нужные, вдруг затягивались допоздна, Гришу это почему-то теперь раздражало. И он сидел на своем главном месте, и сурово кивал, делая вид, что вникает в производственные проблемы, а сам думал тихонько: «Интересно, чем Ольга там занимается без меня?»
Мысли эти носили скорее отвлеченный, чисто умозрительный характер. Несмотря на новую близость и совместную жизнь, Гриша все равно не знал про свою подругу практически ничего. То есть он знал, конечно, как она улыбается, хмурится, ходит и говорит, и все это ему очень нравилось, он знал, какие цветы она любит, а точнее – что она не любит срезанные, неживые, цветы, он узнавал «в лицо» ее платья, которых было совсем немного, любовался ее смешными голубыми домашними туфельками на шелковых завязках и помнил, что в ее опеле надо бы сменить масло – но чем Ольга занимается в то время, когда его не рядом, он знал не больше, чем в момент их первого знакомства. И почему-то, когда она рядом была, это казалось совсем не важным.
Но все-таки он как-то спросил. Уже вечером, перед сном, когда они пили чай с кексом в уютной кухне, и вокруг пахло ванилью (или корицей), и все было так просто и ясно. И он спросил.
– Скажи, Оль, я вдруг понял, что не знаю – а ты вообще кто? В том смысле – чем занимаешься? Я имею в виду – по жизни-то?
Ольга вдруг как-то напряглась и поглядела на него чуть ли не испуганно, что ли. Гриша стал исправляться.
– Ты не подумай, мне вообще-то все равно, ну, не то чтобы все равно, а просто неважно. Ты – это ты, но я подумал... В конце концов, мы ж не чужие, мне интересно. Про мою же работу мы говорим...
Ольга кивнула.
– Ты прав. Да, я думаю, сейчас уже можно сказать. Я – фея.
– Как это – фея? – Не понял Гриша. – Ночная бабочка, что ли?
В голове его бились две, казалось бы, никак не связанные и, более того, никак не складывающиеся друг с другом мысли. Первая была: «Как она может ей быть, когда она вечерами дома?» И вторая: «Наплевать, кто бы ни была, я все прощу. Она все равно хорошая». Гриша все только не мог решить, какую мысль озвучивать первой. Но тут Ольга рассмеялась, покачав головой.
– Какая бабочка? Совсем не бабочка, фея. И не ночная вовсе. Ты из-за крылышек?
– При чем тут крылышки? – Совсем запутался Гриша. – Так ты в этом работаешь, что ли... В салоне красоты?
– Да нет же. – Ольга выдохнула. – Ну фея. Обычная фея. Ты сказки в детстве читал?
Детство? Сказки? А это еще тут при чем? В гришином детстве сказки как-то не играли заметной роли. Когда его мать, замордованная собственным одиночеством, какими-то проблемами на работе или головной болью после выпитого вчера, вообще вспоминала о гришином существовании, то это было отнюдь не за тем, чтобы рассказать ему сказку. Подзатыльник – вот это было ближе к реальности. Хотя была еще бабушка...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу