Барбара Квик - Девственницы Вивальди

Король Фредерик был не первым богатым, знатным или чем-либо иным выдающимся посетителем приюта, заслужившим приватного концерта, во время которого мы не будем упрятаны ни за решеткой церковных хоров, ни под вуалями, как маленькие невесты Божьи. Кое-кто из приютского руководства даже потворствовал время от времени подобным нарушениям устава. Но на этот раз Вивальди действовал на свой страх и риск. Вознамерившись поразить не только слух, но и зрение государя, он выбрал из состава coro несколько совсем юных исполнительниц, способных, впрочем, произвести хорошее музыкальное впечатление. Это решение вызвало изрядный ропот среди наиболее опытных исполнительниц — женщин не первой молодости, находившихся тем не менее на пике мастерства, — и теперь я думаю, что их недовольство было вполне оправданным.

Мы же четверо, то есть Джульетта, Бернардина, я и Клаудия, даже не пытались скрыть распиравшую нас радость. Джульетта и вообще была очень хорошенькой, к тому же прекрасно играла на виолончели. Бернардина — моя соперница все эти годы — была высока, стройна и обладала красивыми волосами. Если поместить ее ближе к углу, то можно скрыть ее незрячий глаз, и Вивальди никогда не забывал об этом. Клаудия, как figlia di spésa, 29 29 Здесь — пансионерка, содержащаяся за плату (ит.). даже не являлась участницей coro, но ведь король все равно не был посвящен в подобные тонкости. Она неплохо играла, а ее юная красота давно привлекла внимание маэстро.

Марьетта с ума сходила от зависти и в дортуаре усладила нас площадной бранью в адрес маэстро за то, что он не написал вместо сонаты подходящую ораторию, где певцы — и в особенности она сама — могли бы наравне с нами блеснуть перед такой важной особой, как король Норвежский и Датский. Марьетта была не одинока в своей уверенности, что если бы ее увидели или хотя бы услышали, то тут же выхватили бы из coro и сделали принцессой.

Маэстро Гаспарини снабжал нас ораториями с той же ремесленной регулярностью, что и диспенсьера — чулками и башмаками. Сам же Вивальди в те дни еще не написал ни одного из хоралов, которые ныне звучат в здешних залах и вызывают трепет у тех, кто приходит на концерты. Его ничуть не занимали честолюбивые стремления отдельно взятых figlie di coro. Тогда главная задача Вивальди состояла в том, чтобы блеснуть перед королем: столь богатый и могущественный покровитель мог навсегда избавить Рыжего Аббата от заботы о хлебе насущном.

Не желая оставить без внимания малейшие частности предстоящего концерта, Вивальди привел к нам своего отца, синьора Джованни (до того как стать штатным скрипачом в Сан-Марко, тот был цирюльником), чтобы он подстриг и причесал нас. Поскольку в то время года, разумеется, невозможно было достать здешней достопримечательности — цветков граната, одна из сестер маэстро, синьора Дзанетта, приготовила веточки остролиста. Только Господь знает, где она их раздобыла, но получилось просто очаровательно. Когда мы наклоняли головы или смеялись, блестящие красные ягоды вздрагивали у нас в волосах, хотя о шипы можно было легко уколоться.

Все сыграли замечательно. Мы с Бернардиной в стремлении обойти друг дружку превзошли самих себя; надо сказать, маэстро будто нарочно выбрал сонату ми-бемоль — своеобразный поединок двух солирующих скрипок. Когда мы закончили и поклонились, король заявил, что figlie di coro окончательно его очаровали.

— Вивальди, — обратился он к маэстро необыкновенно прочувствованным голосом, — я просто не смогу отправиться на очередную встречу без этих ангелов в своей свите.

Он не спеша обошел нас: то тронет одну за щечку, то прикоснется к плечику. Бернардина усиленно смотрела в пол. Все мы раскраснелись от стараний.

Но сам король мог служить образчиком невозмутимости. Локоны его были завиты куда более вычурно, чем у нас, полное лицо запудрено до голубовато-белого цвета. Пониже правой скулы он носил мушку, которую великосветские кокетки называли завлекалочкой.

Пройдут годы, и многие участницы coro начнут являться на концерт с мушками на лице — у кого где. Здесь встретишь и «роковую женщину», и «страстную», и «шалунью», и даже «величавую», которую лепят на лоб, ближе к переносице. По мне, ничего глупее придумать нельзя, потому что наших лиц во время концерта все равно никто не видит — за исключением редчайших случаев.

Завершив обход, король томно махнул в нашу сторону унизанной перстнями ручкой и манерно произнес:

— Мой дорогой Вивальди, не можете ли вы как-то сделать, чтобы они поехали со мной?