Питер Акройд - Журнал Виктора Франкенштейна

Не давая ему времени на раздумья или споры, я проводил его до станции на Сноу-хилле и уговорил сесть в почтовую карету. Я знал, что ему необходимо уехать из города. Будучи моим другом и спутником, он мог пострадать от мести, подобной той, что настигла Гарриет.

Возвращаться на Джермин-стрит мне не хотелось — было еще не время. Вместо того я направился к Серпентайну в Гайд-парке. Это небольшое водное пространство, вытянутое в длину, населенное дикими птицами всех мастей. Я прошелся вдоль него, надеясь обнаружить место, где Гарриет задушили и бросили в воду. Мне хотелось отыскать какие-либо следы существа. Сомнений в том, что он последовал за Гарриет и убил ее, у меня не было. Я понимал это до того ясно и точно, словно видел происшедшее своими глазами. Убийца — он. В этом нет сомнений. Но ведь в определенном смысле убийца — я сам. Орудие, которым была убита Гарриет, сделал я — преступление не менее тяжкое, чем если бы я сомкнул у нее на шее собственные руки. Что мне делать? Объявить себя виновным? Тогда меня сочтут сумасшедшим в плену безумного бреда. Дэниела Уэстбрука мне не спасти.

Пониже пешеходной дорожки находился темный участок берега, куда я и направился. Среди деревьев и кустов, обрамлявших воду в том месте, я заметил легкое шевеление; судя по едва различимому звуку, там что-то двигалось шагом медленным и ровным. Нечто шло в ногу со мною. И тут я заметил его, в шляпе и плаще; на мгновение повернувши ко мне белое, изборожденное морщинами лицо, он бросился прочь. Других доказательств не требовалось. Он желал видеть мои слезы, а может быть, и порадоваться им. К тому же он обладал некоей способностью читать мои мысли. Иначе зачем ему было поджидать меня на месте преступления?

Полнейшая невозможность открыться какому бы то ни было живому существу вновь заставила меня ощутить растерянность и унижение. Меня запрут в Бедламе, где под конец я, вероятно, примусь искать безумия, дабы облегчить свои страдания. В несчастье своем я тем не менее почувствовал в себе неожиданную устремленность и обновленное мужество. Я вернусь в мастерскую у реки и буду ждать его появления. Я устрою ему допрос. Возможно, я даже стану умолять его навеки покинуть место его гнусного преступления. Мысль о том, что он способен на рассуждения, не приходила мне в голову ни на секунду, однако не исключено, что он послушается приказа. Я его создатель, так пускай он выучится подчиняться.

Сперва же я обязан был навестить Дэниела Уэстбрука в его темнице и попытаться, насколько то было возможно, успокоить его. На следующее утро я отправился в Новую тюрьму в Кларкенуэлле, запасшись деньгами для стражи, а также книгами и свежей провизией для самого Дэниела. Его поместили в темницу под землей. Меня провели вниз по мрачному коридору — освещенный факелами, он пропитан был запахами мочи и сырости.

— Хуже, чем твой Ньюгейт, — шепнул мне стражник.

Дэниел находился в маленькой каморке в конце коридора; когда я вошел, он вскочил со своей дощатой койки и обнял меня.

— Как мило с вашей стороны, Виктор, как хорошо!

— Что же тут хорошего? Ничего хорошего я не сделал. — Оказавшись лицом к лицу с неведающей и невинной жертвой моего собственного преступления, я едва отдавал себе отчет в том, что говорю.

— Вам известно, в чем меня обвиняют?

— Станемте говорить по порядку. Я горячо верю в вашу невиновность и испробую все доступные мне средства, чтобы вас освободили.

— Они говорят, что я убил Гарриет!

— Расскажите мне, что произошло.

— Я пошел к Серпентайну, чтобы встретиться с нею. Мы часто гуляли там по вечерам. На привычном нашем месте встречи ее не было. Утомленный после дневных трудов, я уснул под деревом — меня убаюкал звук воды, — но затем меня грубо растолкали. То был отряд стражников. К ужасу своему, я увидел, что руки мои измазаны кровью. Обыскавши меня в участке, они нашли у меня в кармане ожерелье. Как оно могло попасть ко мне в карман? Поначалу они приняли меня всего лишь за вора или разбойника. Но после в воде нашли тело. Она была задушена этим ожерельем, чему сопутствовало сильное кровотечение из носу. Виктор, разве подобное возможно себе представить? Разве возможно обвинить в ее убийстве меня?

— Здесь какое-то ужасное недоразумение, Дэниел. Умышленное искажение фактов. Есть ли у вас поверенный?

— У меня нет средств…

— Положитесь на меня. Каковы здесь условия?

— Посмотрите вокруг. Единственное утешение я вижу в том, что в тюрьме этой содержатся демократы и революционеры. Они, однако ж, не испытывают ко мне товарищеских чувств. Они взирают на меня с ужасом. Как на убийцу собственной сестры.