Мартин Эмис - Успех

Ну-ка, угадайте, что случилось? На днях я трахнул одну красотку. (Ну-ка, угадайте. Ничего не было. С первым апреля.)

Но послушайте. Только не навоображайте себе чего-нибудь — я хочу сказать, что не знаю, как все обернется, — я всего лишь подумал, что дела могут пойти на поправку.

В последнее время у меня вошло в привычку говорить себе, что причина, по которой я не могу теперь никого трахнуть, в том, что теперь я ни с кем не вижусь. Да и как бы мне это удалось, даже косвенно? (У меня просто не осталось ни единого знакомого. Такие дела.) Есть женщины, с которыми мне позволено разговаривать: к примеру, официантки в кафе или автобусные кондукторши, но они не в счет. У меня никогда не было настоящих друзей, так же как никогда не было ничего, чем бы я мог защититься от чужой ненависти. Мне остается полагаться только на самого себя.

Что еще?

Бывшие подружки? Теперь все они уже выросли из того возраста или забыли меня, и я сам уничтожил любые остатки привязанности в нескольких сердцах, в которых для меня когда-то нашлось место, уничтожил своими нелепыми запросами, своими дрожащими руками. Случайные девушки с улицы? Поначалу многообещающие — хотя сразу интересующиеся выпивкой, — один раз удалось взять телефон (все лопнуло) и еще один раз пригласить в паб (все лопнуло), но очевидно, что тут многого не добьешься: во-первых, потому что большинство может трахнуть всякого, кто ему приглянется, не прилагая к тому особых усилий, и, во-вторых, потому что неудача так невероятно унизительна (несколько отповедей подряд способны надолго выбить вас из седла; а однажды какой-то прохожий доброхот даже вмешался, чтобы защитить бедную девушку, и это было ужасно). Девицы, которых таскает на квартиру Грегори? Но что бы ни говорил вам Грегори, друзей у него тоже немного — не считая этого старого бездарного педика Торки с хуесосами, жополизами и пиздорванцами, составляющими его окружение, и двух великосветских говнюков, Кейна и Скиммера: если Грег приводит домой девицу, то исключительно ради мимолетной и скучной случки, а если он закатывается со всей компанией, то я сижу у себя внизу, боясь даже нос высунуть.

Но послушайте. Неожиданно в офисе появилась удивительная новенькая, взятая на испытательный срок. Причем удивительная не только с моей, но буквально со всех точек зрения. Самое поразительное в ней, или по крайней мере одна из самых поразительных ее особенностей, — это ее большие сиськи. Большие отнюдь не в вульгарном смысле слова; это не «высокая», «горделиво вздымающаяся» грудь, не какие-нибудь там нахально-напористые «перси». На самом деле они совершенно неуместны и очень милы при этой непропорционально тщедушной грудной клетке, короткой и словно полой талии, способной смутить кого угодно заднице и слегка вывернутых, как у северного оленя, ногах. Часто она ходит, с притворной скромностью сложив руки поверх них, как если бы их там не должно было быть, как если бы она не хотела, чтобы они там были (пусть уступит их мне). Мне кажется, у нее по-настоящему красивое лицо. На первый взгляд оно кажется тяжелым, четко очерченным, лишенным выражения, в пышном нимбе спутанных, крашенных хной волос, с острым носом, темными, неряшливо накрашенными глазами, ямочкой на подбородке и широким, но особых радостей не сулящим ртом. Однако если вы приглядитесь повнимательнее, чем, конечно, я постоянно и занимаюсь, то за этим резким телегеничным лоском различите множество мягких, задушевных черточек. В особенности глаза — они у нее реально фиалковые, игривые и ласковые глаза.

Это случилось однажды утром на той неделе. Я сидел за своим столом, терзаемый отчаянным похмельем (я даже купил у Дино томатного сока вместо бескофеинового кофе — дурной признак) и поддерживая сварливый, тошнотворный и пропитанный ненавистью разговор с полоумным сталинистом Уорком. Его обвислый зад покоился на моем плоском каталожном ящике, и, еще более обычного слюняво пришепетывая, своим новым медоточивым голосом Уорк пространно сетовал на очевидную неспособность нашего учтивого Ллойд-Джексона хоть как-то противостоять Джону Хейну в связи с грядущим сокращением. Я уже готов был с ним согласиться, когда насмешливый бывший составитель рекламных объявлений собственной персоной распахнул дверь моего закутка и, сложив бантиком опрятные губки, возвестил: