Сергей Красильников - Сучья кровь

Разбитый бокал и пиво по столу. Белый Витин платок, ворчание официантки. Туалет. И он проводит по щекам руками, холодной водой лицо ополаскивает.

Холодная вода.

Тёплые, живые, сильные руки…

— Ксен?..

— Успокойся. Ты в психушку хочешь?

— Н-не хочу…

— Тогда делай, что я скажу. Прекрати наркоту с Ксеном жрать — раз. Прекрати в церковь ходить — два. Тургенева почитай — три. Займись трудом — четыре. Лучше — физическим трудом. Это лучшее лекарство.

— Откуда ты знаешь? — мокрая, некрасивая Наташа обернулась на Витю всей своей размазанной косметикой. — Один ты в своём уме, получается?

Витя молча вытер руки бумажным полотенцем, натянул белые перчатки и вышел из туалета.

— Я опоздал немного… — растерянно сказал Толик, в одиночестве сидевший за столом. — Там пробки… Застрял.

— Не было там пробок, сучья твоя кровь. За компом ты игрался.

Витя накинул плащ, взял трость и ушёл.

Женя проснулся у Ксена дома, на кухонном диванчике.

Рута лежала под столом и не двигалась, но не спала. На столе валялась разбитая Наташина фотография, на полу — окурки и трубка Ксенова, через которую он траву и гашиш курил. Холодильник открыт, и из него вода на пол стекает.

— Загрустишь тут, да, Рута? — скептично заметил Женя и достал сигарету. Рута не отреагировала.

В кухню вошёл Ксен, держась за голову. Женю не то что бы проигнорировал, а вообще даже не заметил. Подошёл к раковине.

— Голова… Голова-то как болит… — произнёс он.

Женя затянулся сигаретой.

— Ксен… И больше ничего не мог сказать. Сигарета выпала из руки на колено.

— Ксен…

Ксен молча стоял у раковины, наклонив голову под холодную струю воды.

— Ксен, ты…

Сигарета прожгла штанину, и маленький свирепый огонёк впился в ногу, но Женя даже не почувствовал.

— Ксен, у тебя из затылка… — дрожащим голосом произнёс он. — Ксен…

У Ксена из затылка торчала рукоять кухонного ножа. Ксен весь был в крови. Как всегда дома, голый по пояс, в джинсах, в тапках, и все джинсы — в чёрных пятнах, всё тело — в кровавых линиях, шея вообще… И голова, голова, вечно больная голова Ксена, а в голове — нож.

«Ещё бы она не болела» — почему-то некастати подумал Женя.

После этой мысли шок исчез.

— Наташа, «скорую»! — заорал он, вскочив с дивана. — «Скорую», «скорую»!

Прошёл год.

Почему он умер? Женя часто думал об этом. Почему, почему именно он?

Время задаёт нам вопрос. Кажется, что каждое время задаёт свой вопрос, но если посмотреть глубже и шире, всё-таки время всегда всем только один вопрос задаёт. Некоторые на него отвечают. Некоторые отвечают и ошибаются.

Он просто не смог ответить.

Что это был за вопрос? Да бог его знает. Один Бог, наверное, и знает. Для себя Женя позже сформулировал его так: почему люди не могут жить по-человечески? Почему люди не могут быть Человеками? Настоящим — Человеком. Которому руку подашь и пожмёшь: Человек! Почему все такие неплохие люди, но никто не может Человеком быть?

И сам же себе отвечал: не к тому готовятся, стало быть. Точат ножи, мечи, надевают кольчугу. Готовятся выйти на дорогу и демонов рубить. Готовятся зло изводить, зло снаружи, в мире и зло внутри себя. К битве готовятся. А битвы нет. И войны никакой нет. Каждый сам себе в голове её рисует — и битву, и войну, и врагов, и всё остальное. А есть вот что: сложное, гигантское, многоуровневое болото. Выходишь, начинаешь мечом махать, а рубить некого. В болоте стоишь, и вязнуть начинаешь. Медленно так, незаметно тонуть. И доспехи гниют, и меч ржавчиной покрывается, и глаза какой-то тоской подёргиваются. А когда увязнешь с головой, на следующий этаж болота проваливаешься. Смотришь наверх — вылезти уже ни черта, кажется, не получится. Сверху неба нет, никакого неба над тобой, а только мутная вязкая жижа предыдущего болота. Смотришь вниз — а там уже ноги по колено в новое болото ушли.

— Почему же… Почему же ты не вылез?.. — спрашивал Женя. — Почему не карабкался, не барахтался в этом болоте…

Снова осень, эта холодная мелкая мошкара дождя с небес, и могила. Женя принёс пачку сигарет. Наташа букет цветов положила. И всё.

Она стояла в стороне; положила цветы и сразу отошла от могилы. Смотрела вдаль, в пустоту, сквозь медленно опускающиеся листья. Красные, оранжевые и жёлтые кленовые листья.

Наташа отвечала на этот вопрос по-другому, чем Женя. Да и вопрос у неё, наверное, был другой. Но тоже отвечала. Мучения годовалой давности закончились для неё открытием сучьей крови, и она поставила точку — как это умел делать Толя.