Июнь Ли - Добрее одиночества

Самым невинным образом – но с той жестокостью, на которую способны только невинные, – Боян заставил Можань увидеть себя в этом доме стулом, плакатом на стене, полузадернутой занавеской. Они хорошо друг другу подходят, подумала она, оба красивые, умные, особенные, а она всегда была и будет заурядной. Быть приглашенной в их жизнь на каких угодно правах – это надо считать везением, но, когда придет время, ей в этом доме места не будет. Ей доставало гордости не становиться ни в чьей жизни предметом мебели или домашнего убранства, но не гордость отъединит ее от них, а то, чего он не способен был сейчас увидеть: когда придет время, она знала, он забудет о своем приглашении.

Можань апатично поднялась и сказала, что вернется через минуту. Боян вновь показал, в какую сторону идти, но на этот раз он сделал это словно во сне, взгляд был устремлен куда-то наружу, в закат. Там, в небе, яркие краски сменились более густыми оттенками красного, пурпурного и синего. Любовь может обыкновенному вечеру придать поэтичность. Печаль тоже на это способна.

Выйдя из кабинета, Можань увидела, что Жуюй стоит у вытяжного шкафа, и, услышав ее шаги, Жуюй повернулась к ней, держа обе руки в карманах. Инстинктивно Можань бросила взгляд на коричневые склянки в шкафу. Свет и вентиляция там были включены.

– Поговорили? – спросила Жуюй и выключила шкаф. – Я не хотела вас беспокоить, вам, может быть, надо было что-то обсудить наедине.

Сконфуженная, Можань сказала, что они ее ждали.

Позднее тем же вечером Можань поджидала Жуюй на автобусной остановке. Боян отправился к родителям, но перед расставанием несколько раз повторил, что Можань должна встретить Жуюй на остановке, а то она может не найти дорогу домой. Как она заблудится? – хотела, но не в силах была спросить Можань; ходьбы от остановки до их двора было всего минут десять, и время не такое позднее, чтобы чего-то всерьез опасаться. Но она согласилась, пообещала, что сделает все как надо.

Жуюй, сходя с автобуса, выглядела уставшей, но, когда Можань предложила ей сесть на багажник, она покачала головой.

– Поезжай домой, ничего, – сказала она. – Я пройдусь.

Можань сказала, что в любом случае никуда не торопится. Она пошла подле Жуюй, ведя велосипед и зная, что Жуюй, должно быть, досадует на ее навязчивость. После недолгого молчания Можань спросила, как Жуюй понравился университет.

– А тебе как? – спросила Жуюй.

– Красивая территория, правда же? – сказала Можань и, не услышав ничего от Жуюй, добавила: – Будет чудесно, если мы все туда поступим после школы.

– Ты правда так думаешь? – спросила Жуюй и, приостановившись, посмотрела на Можань искоса.

На вопрос, что она думает о чем бы то ни было, она уже не могла ответить с уверенностью. Ей пришло в голову, что людей, когда они спрашивают о ее мнении, оно на самом деле не особенно интересует.

– Что ты хотела увидеть в лаборатории? – спросила Можань.

– Почему ты спрашиваешь?

– Сама не знаю. Я думала, тебя больше заинтересует территория, парк. Не знала, что тебе интересны химические лаборатории.

– Но мы и парк посмотрели.

Но ведь Жуюй не попросила сводить ее туда, где занимается своими исследованиями отец Бояна, специалист по физике высоких энергий; этого Можань, однако, не хотела говорить просто ради того, чтобы возразить. Они перешли дорогу, хрустя опавшими листьями в одном ритме.

– Куда, по-твоему, люди попадают после смерти? – спросила Жуюй, когда они повернули в другой переулок.

Можань несколько секунд помолчала и посмотрела на Жуюй. Ее глаза были вполне ясными, и в них не ощущалось того холода, которого Можань страшилась. Жуюй, чувствовалось, хочет поговорить о чем-то, но Можань была утомлена; ей хотелось одного – домой и свернуться в постели.

– Я не думаю, что они куда-нибудь попадают, – сказала она. – Их кремируют, вот и все.

– Так вы, атеисты, считаете.

– А ты… – Можань пришел на ум вопрос, которого она прежде не решалась задавать. – Ты верующая?

– Почему ты спрашиваешь? Потому что мои тети верующие?

– Иначе зачем ты стала бы интересоваться, куда попадают умершие? Куда, по-твоему?

– Никуда, – ответила Жуюй, и усталость в ее голосе навела Можань на мысль о женщинах старшего поколения.

Она видела порой в Тете, в собственной матери и в других изнурение, подавленность нехваткой денег и продуктов, несправедливостью на работе и в жизни.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросила Можань.

– С какой стати мне чувствовать себя ненормально?