Июнь Ли - Добрее одиночества

– Что вы об этом думаете? – спросила Сычжо, прервав рассказ.

– Думаю, что в каждом сердце есть могила, где похоронена первая любовь.

– Конечно, вы не видите в любви этого парня ничего особенного.

– Я этого не сказал. Да, он любил вас, но вопрос вот какой: вы-то его любили? Любите?

Сычжо странно на него посмотрела.

– Нельзя любить мертвого.

Боян почувствовал укол боли. Как, спросил он себя, ты можешь соперничать в борьбе за женское сердце с юношей, лежащим в могиле?

Продолжение повести было, казалось, взято из раздела городских новостей в вечерней газете. Одна из тех историй, где от молодого человека, не имеющего пекинской регистрации, город не получает ничего, кроме хаоса и опасности. Однажды ночью он проник в квартиру, которую снимали три молодые женщины. Они уехали праздновать лунный Новый год, но он не знал, что одна из них вернулась рано. В панике он ударил женщину ножом и убил ее – журналистку, которой предстояло интервьюировать восходящую звезду в местной политике.

Казнь юноши, без сомнения, навсегда останется апофеозом трагедии, которую Сычжо, как она считала, могла предотвратить. Но у него – необразованного, без всяких связей и средств – в любом случае не было шансов в этом городе. Помимо поверхностного сожаления о загубленной жизни, Боян мало что почувствовал к молодому человеку. Всякую безвременную смерть можно назвать трагедией, но сколько трагедий ты готов в себя принять? Были и более прискорбные утраты: Шаоай, к примеру, двадцать один год запертая в собственном теле. Какой могла бы стать ее жизнь: блестящая карьера, удачная семья, влияние на жизнь многих людей, хорошее использование отпущенного ей на земле времени. Мог ли он объяснить Сычжо, что иногда смерть – благодеяние? Что порой лучше умереть, чем жить? В идеальном мире смерти полагалось бы заканчивать собой повесть, но в нашем мире, где приходится мириться с серединкой на половинку, смерть никогда не завершает ничего аккуратно.

– Ваш друг допустил ошибку, – сказал Боян. – Которая, да, обошлась дорого. Но на вашем месте я бы не взваливал на себя лишнюю вину.

– Но вы – не я.

– Вы мало что могли изменить в его жизни.

– Могла хотя бы вселить в него веру, что у него есть шанс.

– На что? На вашу любовь или на сносную жизнь в этом городе?

– На что-нибудь из этого… – неуверенно сказала Сычжо. – Или и на то, и на другое.

– Но вы его не любили, вы сами знаете. И не могли устроить его на нормальную работу – это вы тоже знаете. Какой смысл сокрушаться о том, к чему вы непричастны? С ним все равно могла случиться такая же беда, и вы сидели бы тут и чувствовали себя виноватой в том, что лгали ему о своей любви.

У Сычжо был немного растерянный вид.

– Но он-то, я думаю, считал, что беда случилась с ним отчасти из-за меня.

– Он вам так сказал?

– Он постоянно спрашивал меня, почему я не нашла себе тут папика, как другие девушки.

Боян поморщился. То, что она так непринужденно произнесла слово папик , опечалило его.

– Он считал всех мужчин богаче и старше него своими врагами. И всех молодых мужчин, кому родители заранее купили квартиры в Пекине, кому заранее обеспечены лучшие рабочие места, считал врагами. Но вы должны согласиться, что он не был неправ. Что у него было за душой, кроме желания чем-то подкрепить свою любовь?

У Бояна пробежал по спине холодок. Призрак юноши, почудилось, смотрит на него откуда-то, смотрит с ненавистью к обладателю того, о чем он сам не мог и мечтать.

– Он всегда говорил, что знает, как я поступлю, – сказала Сычжо. – Говорил, я продамся за комфортабельную жизнь.

– Но вы не продались.

– Это не значит, что я не думала об этом, и не значит, что этого никогда не будет. Чем я тут занимаюсь с вами, как не играю с этой возможностью? Была бы я лучше, я бы сразу сказала вам «нет», потому что вы всем, что вы есть, доказываете его правоту.

– Почему не взглянуть на это иначе? Вы потому не сказали «нет», что я не предложил вам себя в покровители, в папики, мне не это нужно.

– Но как вы назовете то, что мы с вами делаем?

– Пытаемся получше узнать друг друга.

– Да? Мы именно этим занимаемся? И что, мы лучше сейчас друг друга знаем, чем месяц назад? – спросила Сычжо. – Или мы просто ходим вокруг да около, потому что получше узнать – это слишком для вас рискованно?

И вновь Бояна напугала отчаянность в ее тоне.

– А для вас не рискованно? – спросил он.

– Что мне терять?

Ее детский вызов обескуражил его. Он никогда не спрашивал себя, стоит ли она его усилий, потому что спросить значило бы признать, что это не игра. Он был убежден, что в любой момент может все это прекратить, но вот чего он, оказывается, не понимал: он, сам того не ведая, вверил ей – что? – вверил свою честь, спокойствие, даже надежду на некую жизнь с ней. Как ей объяснить, что ей есть что терять, и многое, не только свое, но и его тоже?