Николай Никандров - Любовь Ксении Дмитриевны

– Неправда! – вырвался из груди Ксении Дмитриевны возмущенный крик, руки ее задрожали, ресницы заморгали. – Неправда! Я никогда не говорила, что мне уже больше "нечего желать"! Напротив! Я многого желала! Прежде всего я желала учиться, а он смеялся над этим, настаивал, чтобы я служила, зарабатывала.

– Это не муж, если жена работает, – сказала Гаша. – Я работаю по охоте, а не потому, что муж мне велит. Если бы я сейчас бросила работать это белье, мой Андрей ничего бы мне не сказал. А если бы сказал, я бы ушла от него. На кой черт мне муж, если я сама на себя зарабатываю!

– "…Между тем, – читала дальше Ксения Дмитриев на, – революция все сдвинула со своих мест. Жизнь делалась все труднее объективно. И я напрасно ожидал, что ты, быть может, поймешь новую создавшуюся обстановку. Ничего подобного! Ты с прежним легкомыслием порхала по поверхности жизни… В таком состоянии застает нас с тобой голодный год. Я работаю, я надрываюсь, я изнемогаю в борьбе за жизнь. Что же в это время делаешь ты, моя "жена", моя "подруга", мой жизненный "товарищ"? Как помогла ты мне, как поддерживала ты меня? Вспомни: одни упреки, одни жалобы, что я "погубил" твою жизнь. Но это еще большой вопрос, кто из нас кого погубил…"

– И все врет! – покраснела до корней волос Ксения Дмитриевна от обиды. – Я продавала тогда на толчке наши домашние вещи, свои наряды, старалась, чтобы ему было легче!

– Напрасно, – помотала головой Гаша с неодобрением. – Напрасно продавали свои вещи. Пусть бы он свои продавал.

– "…И вот, – читала Ксения Дмитриевна, – из нашего дома выветрились последние намеки на "семейный уют". Семьи не было. Была одна пустота плюс безграничная, ежеминутно подогреваемая досада. Была некрасивая и непродуктивная совместная жизнь, странное сожительство под одной кровлей двух человеческих существ, неизвестно для кого и для чего нужное… Словом, дорогая моя, утвержденный обычаем образец старого брака не удовлетворил меня, пришелся мне не по вкусу. Кто знает, быть может, у нас с тобой когда-нибудь еще и явится возможность организовать семью нового, не буржуазно го типа. Но пока нам ничего другого не оставалось, как только отпустить друг друга на свободу и сделать это по возможности тихо, без скандала, по-хорошему, оставаясь друзьями…"

– "Друзьями"? – возмущенно подхватила Гаша. – Ну нет, Ксения Дмитриевна, я бы так просто его не отпустила! Я бы с него свое взяла!

– Теперь вы сами, Гаша, видите, что это за человек! – обрадовалась Ксения Дмитриевна поддержке и начала жаловаться: – Если бы вы знали, как строго он относился ко мне, как однобоко судил обо мне! Он старался выискивать во мне только одно дурное! А хорошего ничего не замечал! А всей моей безграничной любви к нему не видел! Несчастная я!

– А что это там сбоку приписано красным карандашом? – нагнула лицо Гаша к самому столу и пальцем указала на оборот письма.

Ксения Дмитриевна перевернула письмо и прочла: "Мои денежные дела по-прежнему скверны, сейчас июль, а нам за март еще не платили…"

– Это неинтересно, – с брезгливым чувством поморщилась Ксения Дмитриевна и возвратилась к прежнему месту письма: – "…Скажи сама, зачем нам было притворяться? Зачем лгать? Зачем сохранять видимую оболочку семьи, когда никакой семьи у нас не было? К чему было обманывать других и насиловать собственную совесть? Разве не лучше было сделать то, что мы с тобой в конце концов и сделали: разойтись и для большей прочности развода разъехаться на жительство в разные города? Верь мне, что, будь у меня тогда деньги, я предложил бы тебе разъехаться нам даже в разные государства…"

– "В разные государства"! – горько рассмеялась Ксения Дмитриевна, подперла голову руками, и из ее внезапно напухших глаз закапали на стол слезы. – Он даже за границу согласен был уехать, лишь бы подальше от меня! И это за всю мою любовь к нему! А я-то! А я-то, дура, как любила его, как много вкладывала в любовь к нему! Я всю душу ему отдала! О, если бы он хоть раз поглубже заглянул в меня! Как он не понимал меня!

Она прижала к глазам носовой платок, наклонила над столом голову, замолчала.

Гаша, не переставая энергично работать, мельком выгляну ла на нее из-за машины.

– Что вы, Ксения Дмитриевна! – удивленно произнесла она и заморгала влажными ресницами. – Вы очень-то не убивайтесь из-за него! С какой стати? Было бы из-за кого!

– Что же мне делать? – скрестила на груди руки Ксения Дмитриевна, с умоляющим, в слезах лицом. – Что же мне делать, когда я и сейчас продолжаю любить его, несмотря ни на что! А ему что? А ему ничего. Ему безразлично. Для них, для мужчин, любовь – это только половой акт, только одна физиология, как вовремя высморканный нос. И мы для мужчин не больше, чем носовой платок, в который можно при надобности высморкаться, не дороже чем плевательница, в которую можно при потребности сплюнуть. Ну скажите, ну разве не обидно все это сознавать!