Игорь Сапожков: Шарф

Неожиданно, из-за перегородки, отделяющей водителя от пассажиров, выглянула лохматая голова:

— Автобус идёт в парк, что-то жиклёры плюются, — доступно разъяснил водитель пассажирам, — так, что на Революционной выходят все…

— А мне до Победы Коммунизма пешком что ли тащиться? — обратилась ко всем крупная женщина, сидящая у окна и прижимавшая к чебурашковой шубе, большую сумку с покупками.

— До Победы Коммунизма пешком не дойти, — за всех ей ответил пенсионер, сложил пополам «Правду» и направился к выходу.

Пассажиры возмущённо галдели…

Вика была одна, мама уехала куда-то по своим делам, а бабушка зашла к соседке. Девушка искренне обрадовалась, увидев Мишу. Они сидели в её комнате. Комната была угловая, два окна расположенных по диагонали друг от друга давали много света и воздуха. У стены напротив окна стоял одёжный шкаф с зеркальной дверью. На боковой стене шкафа висел глянцевый плакат Бони М. Фотограф запечатлел музыкантов карибского квартета в неестественных позах, из одежды на них были только стальные цепи. Недели две назад, в музыкальную школу, один парень, аккордеонист, принёс пластинку Бони М. Увидев на обложке пластинки эту фотографию, завуч школы авторитетно заявил: «Товарищи студенты! Обратите внимание, как империалистические расисты, обращаются с негроидами. Вот кому действительно нечего терять, кроме своих цепей!»

Вика включила магнитофон, Бони М пели «Реки Вавилона».

— Знаешь, Новый Год мой любимый праздник, ты кстати где встречаешь?

— Мы всем классом собираемся, всё таки последний школьный… — Миша смотрел в одно из окон, потом резко повернулся и добавил, — Вика, я подумал… Пойдём со мной?

— Ты меня приглашаешь? — она улыбнулась, — но мне наверное ещё несколько дней нельзя будет выходить на улицу.

— Тебе не надо будет выходить, я попрошу брата он нас подвезёт к Полушкиной к десяти, она кстати рядом с тобой живёт, а обратно я вызову такси…

— Я не знаю… Мы всегда встречаем все вместе, с родителями и бабушкой, а в этом году у папы не получается, он на боевом, если ещё и меня не будет…

Под окнами комнаты, был маленький, уютный скверик полностью засыпанный снегом.

— Вика, у вас есть морковка?

— Есть… — глаза девушки округлились.

— Я скоро вернусь… — Миша положил морковку в карман, одел куртку и выскочил за дверь. Обойдя вокруг дома он легко перепрыгнул через декоративную, металлическую ограду и оказался в том самом скверике, под окнами Викиной комнаты. Здесь он снял куртку и с вдохновением взялся за дело. Первый ком он скатал достаточно быстро, выкатил его в центр скверика и установил напротив окна. Второй занял больше времени, поскольку скатывать его пришлось в дальних углах, где ещё остался снег. Установив его на нижний ком, Миша украдкой поднял глаза, в окне он увидел фигуру девушки, но не подав виду продолжал работу. Третий ком — голову, пришлось скатывать за оградой сквера, там же Миша нашёл две крупные ветки. Когда снеговик был готов, на улице уже во всю горели фонари. В их матовом свете, белыми бабочками, медленно кружились крупные снежинки. Вместо глаз Миша вставил две пятикопеечные монеты, улыбку и пуговицы выложил мелкими камешками, ветки стали руками. Срезав ладонью лишние на его взгляд неровности, Миша ещё раз обошёл вокруг снежной скульптуры и отряхнувшись от снега двинулся в сторону парадного. Когда он вошёл в квартиру девушка от радости хлопала в ладоши! Позади неё улыбалась её мама.

— Миша, мне так нравится, мне так… — она не удержалась, встала на носки и поцеловала его в щеку, — ой, да ты холодный как лёд, быстро раздевайся и садись под батарею.

— Здрасте, Ольга Андреевна!

— Здравствуй Миша, ты и правда умница, снеговик бесподобный, спасибо…

Они сидели рядом друг с другом на полу, поджав колени и прижавшись спинами к острым рёбрам батареи парового отопления. Вика держала в своих ладонях Мишины руки, пытаясь согреть их. Миша дрожал, но не от холода, его сердце бешено колотилось, унять дрожь не получалось…

— Ты мне снилась вчера… — прошептал он.

— Ты мне тоже… — прошептала в ответ она.

Вскоре Миша ушёл домой, а окна выходящие в сквер ещё долго светились. Время от времени к одному из них подходила девушка и всматривалась в темноту ночи.

На следующий день ему позвонила Вика. Слегка взволнованным голосом она рассказала, что мама консультировалась с Павленко. Доктор обещал заехать после обеда и ещё раз послушать её лёгкие. Он считает, что если не услышит никаких симптомов, то можно будет выходить на улицу. И ещё, мама и бабушка совсем не против, если она будет встречать Новый Год с Мишей! А вечером этого же дня, Вика завернувшись в мамину шубу, сидела в «Метелице» напротив Миши. Декабрьский мороз разукрасил огромные стёкла кафе, невероятными кристаллическими узорами. И хотя в помещении было тепло, посетители глядя на окна ёжились, поплотнее кутаясь в пальто и куртки. Они заказали какао и ореховые пирожные, Миша быстро съел своё, Вика лишь маленький кусочек. Она не отрываясь смотрела на мерцающий огонь свечи в центе столика и согревала ладони о горячую, фарфоровую чашку. Девушка рассказывала о папе, его службе на севере, о жизни в Карелии, о маме и бабушке. Миша рассматривал её чуть удлинённые глаза, цвета жаренных кофейных зёрен, слегка припухшие губы, тяжёлые каштановые волосы рассыпанные по воротнику шубы, длинные пальцы, которыми она поправляла непослушный локон…