Дженнифер Уорф - Вызовите акушерку. Прощание с Ист-Эндом

– Простите, мистер Хардинг. Ничем не могу вам помочь.

– Но вы же говорили, что мы в начале списка на расселение.

– Это так. Но возникли задержки. Забастовки. Электрики бастуют.

– Мы можем въехать и без электричества. Мы и сейчас живём без электричества, так какая разница?

– Простите, управа не позволяет заселяться в недостроенные помещения.

– Говорю ж, нам всё равно. Нам бы уже куда угодно переехать. Где угодно будет лучше, чем здесь.

– Это невозможно, мистер Хардинг. Закон есть закон. Городское жильё должно быть полностью сдано, прежде чем в него будут заселяться.

Чиновник пошуршал бумагами. Перед ним стояла непосильная задача. На каждый дом или квартиру претендовало с десяток заявителей. Список на расселение насчитывал тысячи человек, и все требовали чего-нибудь лучшего, чем разрушенные бомбами дома, где они теснились в совершенно антисанитарных условиях. Но ему приходилось следовать правилам.

– Ладно, когда электрики перестанут бастовать? Когда мы сможем въехать? Когда?

Билл Хардинг угрожающе наклонился к чиновнику. Тот опасливо отодвинулся.

– Не знаю.

Билл грохнул кулаком по столу.

– Сколько? Вы ж должны знать. Сколько будет идти забастовка? Неделю? Две? Потом мы сможем въехать?

– Боюсь, что нет, мистер Хардинг. Дело не только в электричестве. Вопрос в размере.

– Каком ещё размере?

– Размере семьи, мистер Хардинг. У вас слишком много детей. В настоящее время управа строит квартиры с двумя-тремя спальнями. Мы не можем позволить семье из восьмерых человек въехать в квартиру с тремя спальнями. Такой семье полагается квартира с четырьмя или пятью спальнями, а в настоящее время такие дома не строят.

– Чушь! Три спальни – это роскошь. Более чем достаточно. Сейчас у нас только одна, и мы все спим вместе. Да мы б что угодно отдали за три спальни.

– Простите, мистер Хардинг. Но существуют стандарты и правила. Мы не можем сдать квартиру или дом с тремя спальнями семье из восьмерых человек. Это запрещено.

Билл перестал злиться, его охватило отчаяние. Он глубоко вздохнул и взялся за голову. Надо было возвращаться на работу. Он отпросился на час, чтобы сходить в управу, а теперь чувствовал себя так, словно бился о кирпичную стену.

– Чёртовы бюрократы! – простонал он.

– Простите, мистер Харди, мне очень жаль. Но надо соблюдать правила.

Билл встал и вышел, не глядя на чиновника, который тяжело вздохнул и сказал: «Заходите!» Он понимал, что следующий разговор будет таким же, если не хуже.

Сгорбившись, Билл тащился к судостроительному заводу, где работал сварщиком. Он привалился к стене и с силой пнул камень. Камень отлетел и попал в проезжающий мимо грузовик, затем отрикошетил и упал на асфальт. Полицейский заметил произошедшее – никакого ущерба нанесено не было, но он всё равно побранил Билла за безответственное поведение. Этот инцидент не улучшил настроение мужчины – чёртова бюрократия, чёртов закон. Ну что ж, подождёт эта чёртова работа, ему надо выпить. Он зашёл в паб и выпивал там до двух, пока заведение не закрылось, и вернулся на работу к трём – его не было с одиннадцати. Начальник набросился на него, Билл осыпал его ругательствами и ушёл. Он бродил по улицам до пяти, а когда пабы снова открылись, напился до беспамятства.

Хильда налила себе ещё одну чашку чая, закурила папиросу и уселась за стол, прислонив газету «Дейли Миррор» к бутылке молока. Двое младших детей играли на полу – слава богу, старшие в школе и не повиснут на ней ещё несколько часов. Ей страшно было думать о том, в чём она уже почти не сомневалась. Отхлебнув чаю, она уставилась на трещину в стене и мокрое пятно на буром потолке. «Растёт», – подумала она. Интересно, когда это всё рухнет? С домовладельцем говорить бессмысленно – до него всё равно не добраться, всем заправляет его агент, а у того один ответ: если не нравится, выметайтесь, запишитесь в список на расселение. Да они уже пять лет в этом чёртовом списке, и что толку? Ничего не происходит. Ничегошеньки.

Она налила себе ещё чаю и добавила сахара. А теперь ещё и это. Страшно и думать. Только не ещё один. Но все приметы сходились. Биллу она пока не говорила. Не осмелилась. Может, надо было сообщить до того, как он пошёл в управу, но она почему-то не решилась. Интересно, как он там. Обещал, что будет стоять на своём и не уйдёт, пока ему не пообещают квартиру и не назовут дату въезда. Дата – вот о чём они мечтали. День, когда они смогут покинуть эту дыру. Она бы шею этому агенту свернула. В прошлый раз показала на пятно и попросила сделать ремонт, а он с улыбочкой ответил, что дом, мол, признан негодным для проживания, поэтому управа его не будет ремонтировать. Где здесь логика? Прошлой ночью, лежа без сна и гадая, говорить ли Биллу перед его уходом о ещё одном ребёнке, она услышала звон капель, и падали они всё чаще и чаще. Супруги знали, что крыши у их дома нет, но сверху было ещё два этажа, и раньше они служили преградой. Но если рабочие снимут пол, они останутся без крыши над головой. Надо бы отправить Билла наверх, пусть положит на пол просмолённый брезент. Продержатся так немного, а потом им дадут квартиру. Билл уже, наверное, в управе, разбирается с их вопросом.