Алекс Тарн - Книга

Последнее слово Сережка выговорил только с третьей попытки. Он был уже заметно пьян.

— Клим так не думал, — твердо сказал Сева.

— Клим! — Сережка презрительно фыркнул. — Клим! Клим — типичный пример чужого враждебного влияния. Ты сам подумай: где он ее искал, свою правду? Здесь, среди родных Перунов? Хрена! К вам подался, в Жидовию, извини за грубое слово…

— По-моему, ты уже лыка не вяжешь, — спокойно ответил Сева. — Христианство — чужое? Враждебное? Клим просто решил поискать поближе к истокам. Он всегда был очень дотошным.

Сережка поднял на него расползающиеся зрачки.

— Э, нет, шалишь… — он погрозил пальцем. — Ты меня не собьешь, господин еврей. Во мне Витенька сидит, помнишь? Злобный Витенька.

— Скорее, пьяный Струков, — сказал Сева насмешливо. — Я, пожалуй, пойду спать.

— Погоди… Струков — это да, ты прав… но это внешне, а по сути — Витенька. И про христианство не впаривай, не надо. Христианство, оно тоже не так просто. Нет, сама сказочка про Исусика — вполне себе ничего. Тянет на хорошую мыльную оперу… — он расхохотался. — В мыльных операх тоже постоянно воскресают. И зачатия непорочны. И проститутки праведны. А уж чудеса вообще на каждом шагу… Насчет Нового Завета спору нет — наше, мыльное. Беру и подписываюсь! Но какого, спрашивается, хрена, к нему прицеплен ваш еврейский вагон, все эти Моисеи и Соломоны? Этот невидимый боженька? Зачем нарушать чистоту жанра? А? Люди хочут видеть, понял? Им эта невидимость ни к селу, ни к городу. В мыльной опере все должно быть ясно: вот санчо, вот ранчо, вот пончо. А вы что нам подсовываете? Э, нее-ет… не пойде-е-т…

Сережка снова погрозил кривым пьяным пальцем. Сева встал и пошел из кухни.

— Не обижайся, друг! — крикнул ему вслед Сережка. — Это не личное, поверь. Просто бизнес. Просто мыльный бизнес…

Ханна спала, но проснулась, когда он лег рядом, сонно забормотала, прижалась.

— Где ты так долго был? Зачем?

— Спи, любимая, — прошептал Сева. — Это такой местный спорт: кухонное философствование под выпивку. Спи, завтра у нас трудный день…

День действительно оказался трудным, труднее ожидаемого. Единственная полезная информация, которой располагали Сева и Ханна, заключалась в том, что конференция кумранистов проходит на Восточном факультете Университета. Сева предлагал поехать туда сразу, с утра, но Ханна настояла на предварительной телефонной разведке боем. По несложной цепочке они добрались до оргкомитета, а затем и до гостиничного номера профессора Школьника. Увы, здесь их ждало разочарование. Школьник и слушать не захотел о встрече по поводу медного свитка.

— Мне очень жаль, Ханна, — сердито сказал он. — Но это переходит все границы. Я слышу об этой находке уже в третий раз, причем дважды до этого дело заканчивалось трупами. По-моему, вам следует обратиться с этим в полицию, а не в академию.

— Но, профессор, — взмолилась Ханна. — Мы специально приехали за вами в Петербург. Это вопрос жизни и смерти…

— Тем более, — отрезал Школьник. — Тем более — в полицию. Жизнь и смерть — это их специализация. Знаете, все это более чем странно. Вы же талантливый археолог! Ну зачем вам влезать в какие-то темные делишки, да еще и впутывать в них меня? Нет-нет, увольте.

Кусая губы, чтобы не расплакаться, Ханна положила трубку. Это была серьезная неудача, если не катастрофа.

— Не переживай, — попробовал успокоить ее Сева. — На Школьнике свет клином не сошелся. Обратимся к другим.

— Как ты не понимаешь! — всплеснула руками Ханна. — Он наверняка предпредит этих «других»! Ты, видимо, представляешь себе эту конференцию наподобие трехтысячного конгресса, какие устраиваются твоими компьютерными фирмами. Но здесь не то, Севочка. Кумранистов всего три-четыре десятка на весь мир! Все всех знают лично… теперь нас не примет никто! Никто! Ну какая я дура, все испортила! Нужно было послушать тебя и просто поехать туда напрямую!

Да, — подумал Сева. — Тут уже действительно дорог ценный совет, как говорят попавшие в матовую сеть шахматисты. Но к кому он мог обратиться здесь, в Питере, где не осталось ни друзей, ни знакомых? Конечно, можно подождать, пока проснется похмельный Сережка. Но навряд ли у Сережки есть связи в академическом мире… он, как выяснилось, все больше по мыльным делам… Позвонить тетке — может, у нее кто найдется? Кем она до пенсии работала, дай Бог памяти? Где-то в Публичке… Звонить? Не звонить? Если звонить, то придется ехать навещать, иначе неудобно…