Евгений Рубаев - Рыбья плоть

…В это время буровую бригаду, в которой РАФ был начальником, буровым мастером, расформировали. Буровая бригада — это не та бригада, что допустим, на заводе или на стройке. В бурении название «бригада» — явление случайное. На самом деле это сложный комплекс со своим бытом и укладом и, можно сказать, со своей историей. Люди в ней живут, работают, растут профессионально, умирают, женятся, рожают детей. Примерно всё то же самое, что в деревне, в колхозе. Налажен определённый общественный быт. Есть баня, столовая, водокачка и многие прочие объекты. Не считая технологических штучек, допустим, у слесарей есть специнструмент, весьма тяжёлый. У дизелистов — тоже. А также у кочегаров, электриков и всех остальных специалистов.

Так вот, чтобы не осталось памяти об этом страшном инциденте с падением вышки, руководство решило расформировать бригаду. Чтобы не осталось самой истории этого события. Люди были вывезены с объекта. Некоторые из них месяцами, а некоторые годами, не выезжали на Большую землю. Не говоря о выезде на Материк. Жили, конечно, не на острове, но выезд за пределы района на самолёте назывался «поехать на Материк». Ещё более парадоксальной виделась ситуация тем, что тундра, где бурила экспедиция, называлась: «Мутный материк». Многих работяг после расформирования разобрали в другие бригады. Это тех, кто поменьше пил. А вернее, кто мог пьяный работать. Кто пьяный предпочитал валяться — старались в бригады не брать. Только в крайнем случае, если была большая нужда в кадрах. Помбура по кличке Геббельс совсем уволили, по статье «за прогулы». Он не выезжал с буровой до этого момента более года. Когда он приехал на базу экспедиции, у него скопилась порядочная сумма денег. За первые несколько часов он напился водки, загрузился «под ватерлинию», и лёг спать на бильярдном столе в холле конторы экспедиции. В это время в главный вход вошёл начальник экспедиции с очередной комиссией. Увидев спящего, он принялся его будить. Тот на свою беду проснулся, и стал посыпать всех вкривь и в крест отборным матом. Мат перемежался угрозами:

— Убью! Попишу! Зарежу! Порежу! Пидар гнойный!

— Это я-а-а?! — ткнул себя пальцем в грудь начальник экспедиции.

— Да. Ты пидар и казёл вонючий! Урою, штифты побью, срать лёжа будешь!.. — Далее посыпались ещё более зловещие эпитеты и угрозы. Но начальник уже дал распоряжение:

— Этого помощника бурильщика уволить!

Это был ещё больший повод выпить. Как же! Расчёт надо было обмыть. Квартира, где хозяин этого жилья привечал пьющих буровиков, называлась «кильдым» во все времена и во всех районах геологоразведки. Вот на таком кильдыме помбур по кличке Геббельс напился водки последний раз в жизни. Когда его утром стали поднимать, чтобы он опохмелился, левая половина его тела была цвета столовского свекольника, разбавленного многократно водой. Геббельс был наполовину сиреневый и мёртв уже несколько часов. Врачи написали, что у него какая-то железа отказала. Поминки его отмечали всё в том же кильдыме, всё в том же темпе, что пили простую пьянку. Из родственников умершего никого не вызывали. Отдел кадров предпочитал о смерти родным не сообщать. Был печальный опыт, когда приезжали родственники, то пили они ещё хлеще умершего. При всём при этом с ними трудно было распрощаться. Да и на похороны усопшего никто не пошёл. Как сказал потом каждый:

— Не дошёл! С утра опохмелились, я и вырубился!

Закопали помбура Геббельса за счёт государства в полиэтиленовом мешке. На столбике, на могиле была прикреплена табличка с номером, который потом можно было найти в книге регистрации. Но поминали — «ладили поминки» — сорок дней без перерыва, даже больше. На поминках разговоры были все те же, что и во время чаепития на буровой. Валера-слесарь рассказывал всё о том же своём опыте вбивания шаров в половой член. Слушателям, окружившим его и покуривавшим в перерыве между возлияниями, он поведал:

— Вбил я пять шаров, а сверху «шпалу». Потом пошёл в баню, сдрочил, а шары-то в руку и высыпались!

— А шпала?! — заволновались слушатели.

— Шпала тоже выпала. Упала в щель на полу. Её я вовсе не нашёл. Испортил!

Все эти надоевшие рассказы разбавил вновь прибывший с больницы дизелист Вова Фёдоров. Он ещё месяца три назад попал в больницу, упав на отгулах головой о бетон. Ему, отмытому и посветлевшему в больнице, налили сразу стакан:

— Помяни Геббельса!

Когда он выпил и обтёр губы рукавом, то начал свой рассказ:

— Меня как привезли, то стали делать пункцию из спинного мозга.