Давид Лившиц - Забыть и вспомнить

Я хитроумный Одиссей,
Я прожил жизнь среди морей,
Опять плыву навстречу ей,
Судьбе несбывшейся моей.
Команда ждёт, куда сверну,
Какую выберу волну?
Матросу каждый берег друг,
Какой же мой из этих двух?
Но виснет Сцилла над бортом,
Харибда рядом – на другом…
Куда же ткнуть моё весло?
И слева зло, и справа зло.
И - ни причала моряку,
Ни передышки на бегу.
И на виду у всех друзей,
Прикручен к мачте Одиссей…
И слева зло, и справа зло.
Опять, старик, не повезло…
Бежит галёра весело…
Я на дрова рублю весло.

Я глупый, глупый Дон Кихот.
Я в каждой вижу Дульсинею,
Готов склониться перед нею
И нежность – всю! – пустить в расход.
Я глупый, глупый Дон Кихот.
Добро и справедливость сея,
Вступал я в драку за идею,
И, битый, снова лез вперёд.
Да я ль один? С времен Антея
Мир донкихотами оброс…
А вот, была ли… Дульсинея?
Вопрос!

Дни бывают белые,
Дни бывают чёрные,
Дни бывают смелые,
Дни бывают вздорные.
Кто приготовляет их?
Как распределяют их?
Что Петру? Что Павлу?
По какому правилу?
В суете и хлопотах
Как дано постичь их,
Схожих, словно роботы,
Без примет отличия?
Я б на белом вздёрнул
День, который вздорный,
И который серый,
И который чёрный!

Такие сумасшедшие бывают
Морозы в наших дальних городах,
Что лопается краска на трамваях
И кожа – на обветренных губах.
Днём служим, вечера водку глушим,
Угрюмый не пытаясь прятать взгляд,
Быть может, и оттаяли бы души,
Да оттепели долго не стоят.
Июль придёт один в четыре лета
С теплом, - едва-едва достанет дней
Трамваям навести лик марафета
И людям иней обмести с бровей.

Мы рождались, юных рать,
Перед нами – пустоши.
«Время камни собирать!» –
Пастырь нас напутствовал.
И, сдирая руки в кровь,
Из старанья пущего,
Не за свой старались кров –
За Дворец Грядущего.
Были камни сложены,
Да прораб – уродина…
Никому мы не нужны,
Ни себе, ни родине.
Жилы обесточены.
Души в кровоточине.
В будущее пошлое
Загляделось прошлое.

Он лжец. Всё, что б ни сделал он,
Пронизано враньём и ложью…
Я был часами одарён, -
Его подарок взял я с дрожью.
Всё врут часы! Хоть лезь из кожи!
Хоть часового к ним приставь!
И я махнул рукой, устав,
Как на дарильщика похожи!
Пред Временем часы юлят,
Ему в минутную угоду,
То подхалимски зачастят,
То с ходу вдруг убавят ходу.
Ещё и полдень не прошёл,
А маятник мне ночь настукал,
И я бездарно день профукал, -
Ведь я себя по ним завёл!
Есть в нашей жизни радость – миг,
Есть в нашей жизни мера – вечность.
Но как подобострастны мы
Пред вами, Ваша Быстротечность!
Поставит стрелки Суета,
Пружину заведет Карьера,
И вот не стоит ни черта
Сама возвышенная эра!
Как часты наши те разы,
В которых, исключений вроде,
Нам время тикают часы,
Которые не мы заводим.

Вы думаете – безобразно зло?
Гнилой оскал, звериное обличье?
Когда б таким его вы знали лично,
То лично вам, считайте, повезло.
Одето зло в такие чудеса,
В такой наряд изысканный и чистый,
Что иногда попробуй, разберись ты,
Какой порок скрывает та краса.
Одето зло в такие же мантильи,
Что и добро. И очень редко цвет
Отметит белым чистый лик Одетт,
А чёрным – облик каверзных Одиллий.
Как часто мы у зла под каблуком,
Не ведая, что мы – в плену болезни,
Оно, как мы, и любит те же песни,
И говорит таким же языком.
Как часто ты с ним дружески знаком,
Не ведая, что ты в плену болезни.
Как часто, робко опуская вежды,
Достойное не лезет напролом…
Добро всегда питается надеждой,
А зло всегда питается добром.
Вот так слова и речи по себе
Не значат ничего – пустые кубки.
Покуда не наполнят их поступки,
В них звон пустой. Как гул в печной трубе.

Я потерял былую ловкость,
Былую гибкость потерял,
И вместе с ней утратил ковкость,
Как переживший срок металл.
И молотом неосторожным
(Не надо даже сильно бить)
Меня сломать, конечно, можно…
А вот в узор уже не свить!

«Где родился, там и пригодился».
Старая пословица не врёт?…
Я в земле российской народился,
Здесь и старт мне дан и – укорот.
Нынче все до пятого колена,
Чванясь, докопаться норовят,
Чтоб хоть этим нарастить степенность:
Не собой, так родичем богат.
Я не знаю, кто мои прапредки,
(Род не княжий, вот он и зачах),
Прадед, - говорят, - по отчей ветке
Лесоводил в гомельских лесах.
От дедов и наш посев российский
Где оранжерея, где дички;
Корень наш питали в зонах риска
Те же почвы, те же роднички.
И в моих, столь очевидных генах,
В элементах плазмы и крови,
Вся таблица милой ойкумены,
От болот до изумруд-травы.
Оттого, что русские дубравы
Не совсем под корень сведены,
Есть чуток заслуги, - пусть не славы
И с семейной нашей стороны.
Мог я стать не худшей частью сада,
Умножать плоды и зеленя,
Да службист, иль волонтёр-таксатор,
Часто выбраковывал меня.
Всё отдать бы людям на потребу:
Пустырей в округе дополна!
Сеятель! Зови, влеки, и требуй!
Не зовёт… хиреют семена.
Время с центробежной силой мчится,
И несёт, и сносит на края…
«Хорошо б отчизне пригодиться»…
Затихает в пульсе мысль моя.