Патриция Хайсмит - Игра мистера Рипли

На обед были medallions de bœuf [2], перед которыми подали холодные артишоки с фирменным соусом мадам Аннет. Элоиза переоделась в простенькое светло-голубое платье. Том видел – она уже поняла, что Ривз не добился того, зачем приехал. Прежде чем все разошлись по комнатам, Том позаботился, чтобы у Ривза было все необходимое. Он спросил, в котором часу ему принести чай в комнату, – а может, кофе? Кофе, ответил Ривз, в восемь утра. Ривз занял комнату для гостей в левой половине дома, а значит, в его распоряжении оказалась ванная, которой обычно пользовалась Элоиза. Мадам Аннет уже успела перенести ее зубную щетку в ванную Тома, смежную с его комнатой.

– Я рада, что он завтра уезжает. Отчего он так нервничает? – спросила Элоиза, чистя зубы.

– Он всегда такой, – Том закрыл душ и, выйдя из-под него, обернулся большим желтым полотенцем. – Может, потому он такой худой.

Они говорили по-английски, потому что с ним Элоиза не стеснялась своего произношения.

– Как вы познакомились?

Том этого не помнил. Когда это было? Лет пять, а то и шесть назад. В Риме? Чьим приятелем был Ривз? Том слишком устал, чтобы вспоминать, да и неважно все это. У него было пять-шесть таких знакомых, и, как бы его ни расспрашивали, он не смог бы сказать, где познакомился с ними.

– Что ему от тебя нужно?

Том обнял Элоизу за талию, тесно прижался к ее телу, прикрытому ночной рубашкой, и поцеловал в холодную щеку.

– Нечто невозможное. Я сказал «нет». Ты же это поняла. Потому он и расстроен.

Ночью одинокая сова кричала где-то в сосновом лесу за их домом. Просунув левую руку под шею Элоизы, Том лежал и думал. Она тотчас уснула и задышала медленно и ровно. Вздохнув, Том продолжал размышлять, но мысли его были сумбурными. Вторая чашка кофе отогнала сон. Он вспомнил, как с месяц назад попал на вечеринку в Фонтенбло. Тогда в неформальной обстановке отмечали день рождения мадам… как же ее звали? Том попытался вспомнить фамилию ее мужа, именно он его и заинтересовал – английская фамилия, кажется. Ему было тридцать с небольшим, у них был маленький сын. Дом их выглядел внешне заурядным – трехэтажный особняк на богатой улице в Фонтенбло, с садиком позади. Хозяин дома занимался изготовлением рам для картин, поэтому Пьер Готье, который держал магазин художественных принадлежностей на улице Гранд, где Том покупал краски и кисти, и затащил туда Тома. Готье тогда сказал: «Мсье Рипли, идемте со мной. И жену с собой возьмите! Ему хочется, чтобы было много гостей! Последнее время он не в своей тарелке… И потом, раз уж он изготавливает рамы, может, и вы сделаете ему заказ».

Том заморгал в темноте и чуть повернул голову, чтобы не задеть ресницами плечо Элоизы. Высокого светловолосого англичанина он вспомнил с некоторой обидой и неприязнью, потому что на кухне, в мрачном помещении с истрепанным линолеумом и жестяным потолком в разводах копоти с рельефным узором девятнадцатого века, тот сделал Тому неприятное замечание. Трюбридж… Тьюксбери… произнес чуть ли не с издевкой: «Как же, как же, я о вас слышал». Том сказал тогда: «Меня зовут Том Рипли. Я живу в Вильперсе», после чего собрался было спросить его, давно ли он живет в Фонтенбло, рассчитывая, что англичанин, женатый на француженке, быть может, захочет познакомиться с американцем и его женой-француженкой, живущими неподалеку, но его доброе намерение натолкнулось на грубость. Треванни? Кажется, так его зовут? Блондин, с прямыми волосами, похож на датчанина, но англичане часто бывают похожи на датчан, и наоборот.

Впрочем, теперь Том вспомнил, что Готье сказал позднее в тот же вечер. «Он просто не в себе. Он и не собирался грубить. У него болезнь крови – лейкемия, кажется. Довольно серьезно. Да ты и сам видишь, что дела у него идут не очень хорошо – посмотри, как он живет».

У Готье был стеклянный глаз необычного желто-зеленого цвета – он выбрал этот цвет, скорее всего, потому, что таким же был его настоящий глаз, но затея не удалась. Искусственный глаз Готье походил на глаз мертвого кота. Как ни старайся не смотреть, взгляд все равно невольно в него упирался. Мрачные слова Готье в сочетании с его стеклянным глазом произвели тогда на Тома сильное впечатление. Будто сама смерть посмотрела на него.

Как же, как же, я о вас слышал. Означает ли это, что Треванни, или как там его, подозревал Тома в смерти Бернарда Тафтса, а до этого и в смерти Дикки Гринлифа? Или же англичанин настроен против всех из-за своей болезни?

Точно так ведет себя человек, страдающий расстройством желудка. Том вспомнил жену Треванни – женщина некрасивая, но интересная, с каштановыми волосами, дружелюбная и внимательная. Она делала все, чтобы гостям было хорошо и в гостиной, и на кухне, где не всем нашлось место из-за недостатка стульев.