Меир Шалев - Голубь и Мальчик

— Мы привезли сюрприз! — крикнул он в сторону Малыша, и из пикапа вышла Девочка, высокая, серьезная и кудрявая, голубоглазая, розовощекая и светловолосая, точно такая, как в его снах и в его памяти.

— Я приехала тебе помочь, — сказала она, зардевшись, с сияющими глазами.

Сердце его остановилось. В присутствии доктора Лауфера он не осмелился притронуться к ней, но Девочка слегка наклонила голову. Их лица сблизились, соприкоснулись, вспыхнули. Руки сплелись и расстались, не зная, где опуститься.

Из столярки пришел щеголеватый столяр и установил вертушки в их рамках. Доктор Лауфер проверил его работу и сказал: «Это хорошо» и: «Это очень хорошо» — и, по своему обычаю, поискал в голубятне деревянные заусеницы и гвозди, которые могут поранить, щели, через которые могут проникнуть змея или мышь. Он закрывал, и задвигал, и стучал маленьким молотком, повторяя свое всегдашнее: «Ты думал, что мы тебя не видели, товарищ гвоздь», которым заканчивал проверку каждой новой голубятни.

Девочка и Малыш сняли с пикапа ящики с голубятами, мешки с зернами и постоянное оборудование для голубятни. Доктор Лауфер запустил несколько голубей, которых привез из Центральной голубятни, съездил проведать голубятню Хаганы в Иерусалиме и привез оттуда взрослых голубей — молодых для запуска из Кирьят-Анавим, опытных — для запуска из Хульды и еще более опытных — из Тель-Авива.

— Нужно использовать каждую поездку, — сказал он, а потом пожелал Малышу успеха и исчез.

Девочка еще два дня оставалась с Малышом в Кирьят-Анавим. Они расставили мешки с зернами на приподнятых над землей деревянных рельсах, защитили их от мышей густой сеткой, предназначенной для курятников, а затем начали готовить для птенцов опознавательные кольца с месяцем и годом кольцевания в соответствии с датой рождения птенца, а также с первой буквой имени ответственного голубевода — чтобы не писать название деревни или подразделения Пальмаха. Эти кольца они надевали на три передних пальца голубенка, собранные вместе, протягивали через задний палец, прижимая его к ножке, а под конец отпускали все пальцы.

Потом Девочка приготовила «личную карточку» для каждого голубенка и «карточку группы» для всей голубятни, чтобы заполнять их по мере того, как молодые голуби будут взрослеть и пароваться, и занесла в дневник группы первые данные.

Вечером Малыш пошел в столовую и принес хлеб и маслины. Они сидели возле голубятни и ели, была ночь конца лета, теплая и сухая, и, как это не раз случается в иерусалимских горах, в ее жаркие дуновения уже вплетались прохладные струйки. Поев, они расстелили на земле возле голубятни шерстяное военное одеяло и легли рядом.

Из Абу-Гоша послышался первый ночной призыв муэдзина, и шакалы, как каждой ночью, подхватили протяжный крик. Девочка выдохнула ему в шею:

— Они так близко.

— Они не так близко, как кажется, — успокоил ее Малыш.

Какие-то люди прошли мимо них в темноте, спустились в овраг и исчезли.

— Кто это? — спросила она.

— Это наши ребята. Они идут на задание.

На рассвете они проснулись одновременно. Из соседнего вади подымался металлический звук. Кирки били по скале, лопаты выгребали осколки камня и комья земли.

— Что это? — прошептала Девочка.

Он заколебался. Хотел сказать, что это люди из кибуца роют ямы для саженцев, но сказал правду, что это его товарищи, они копают могилы для тех, кто не вернется, и улыбнулся:

— Обычно я тоже копаю, потому что я не хожу на задания, но этой ночью меня освободили в твою честь.

Назавтра Девочка вернулась в Центральную голубятню. У Малыша остались только новые голубята, еще не прирученные и не обученные, и у него не было своего голубя, чтобы дать ей с собой, но она оставила ему одну свою голубку и села на грузовик, направлявшийся в Тель-Авив.

Когда грузовик скрылся из глаз, Малыш почувствовал себя как никогда одиноким. Он вдруг вспомнил свою мать, которая бросила его и вернулась в Европу и там погибла в Катастрофе, — сейчас он уже знал то, о чем догадывались и шептались взрослые. И подумал об отце, который приезжал навестить его в кибуц, но избегал смотреть ему в глаза, и о жене отца, которая разглядывала всё вокруг, щебеча: «Какое красивое местечко, я бы и сама хотела здесь жить…»

И вспомнил себя, в тот день, когда сказал: «Не привози ее больше сюда. Если ты ее еще раз привезешь, я выгоню вас обоих».

Его сердце сжалось от грусти. Он вернулся к голубятне, недоумевая, как такое плохое начало привело к такому хорошему концу: ведь если бы его мать не рассталась с отцом и не вернулась в свою страну, отец не женился бы на другой женщине, и его не изгнали бы в кибуц, и он никогда не узнал бы ни Мириам, ни доктора Лауфера, ни голубей, ни свою любимую. Он отряхнулся от грусти и утешил себя мыслью, что отныне в его жизни больше не будет взлетов и падений, а только постоянная любовь к Девочке и рутина голубеводства. Так оно лучше всего. Четкий распорядок дня, рабочие дневники, записи заданий — всё это успокаивает и лечит сердце, и он с радостью отдастся им целиком.