Анри Труайя: Слава

Но больше всех его донимал шеф, толстяк Виоланс, своими коварными ухмылками и лицемерным возмущением. Виоланс был доволен неудачей своего секретаря. Он весь сиял, как котяра перед миской молока. Приходя утром на работу, он кидал взгляд сильного вожделения на жертву, затем, подойдя к Бруйеду, трепал его по плечу и по- отечески интересовался его здоровьем и здоровьем родителей. Бруйеду, раздраженный этими вступлениями, ожидал момента, когда Виоланс будет терзать его. Наконец, Виоланс выпускал вздох милосердия, доставал из кармана растрепанную газетку и торжественно бросал ему на стол:

-Я вам принес это, — говорил он голосом, который старался сделать безразличным,-

прочтите статью на последней странице.

И с плотоядным выражением он добавил:

— Какая низость!

Бруйеду разворачивал газету и, пока он знакомился со статьей, чувствовал, как Виоланс впивался в него взглядом, чтобы насладиться расстройством и стыдом.

Впрочем, Виоланс сам не знал, что его радует в ужасном положении Бруйеду. Ему казалось, что он брал реванш у своего секретаря, хотя не мог ничего инкриминировать этому бравому малому. Он ощущал победу над ним, а ведь между ними не было поединка. Это было одновременно абсурдно и восхитительно.

Соланж старалась урезонить своего мужа. Она объясняла ему, что мнение прессы имеет относительную ценность, и даже великие шедевры французской литературы были встречены в штыки, когда они издавались впервые. Но Виоланс ничего не хотел знать. И потихоньку, Соланж стала разделять мнение мужа. Конечно, зеленый Бруйеду никогда не претендовал на место среди литераторов. Конечно, Соланж в большей мере сочиняла и исправляла эту книгу. Разумеется, провал не уменьшал страстные качества молодца. Но, тем не менее, Бруйеду уже не тот светлый герой, а раздраженный писака без какого-либо размаха. Женщина, занимающаяся литературой, вправе иметь при себе воздыхателя, который не пишет, но никак не плохо сочиняющего воздыхателя. Соланж не могла удержаться от жалости и презрения к своему любовнику, ставшим неудачливым собратом по перу. Она чувствовала себя немножко униженной рядом с ним. Она стыдилась его. Воистину, она заслуживала большего!

Один из парижских критиков заметил, что великая Соланж унизила себя, написав предисловие к книге такого ничтожества, как Бруйеду. Она оскорбилась до глубины души. И назначила свидание Бруйеду в баре «Зеленый абрикос». Соланж явилась с опозданием, перекошенным лицом и пустым взглядом.

— Читай! — сказала она дрожащим голосом.

Бруйеду прочитал статью и, опустив голову, пробормотал:

— Что я могу поделать?

— Гениальный ответ! — засвистела Соланж, — Итак, по твоей милости уже набрасываются на меня. Я испытала унижение, возмущение, а ты не нашел в себе элементарной искры негодования.

— Ты могла бы и не писать предисловия.

— Прекрасно! Тогда ни один издатель не взялся бы за твою книгу.

— Тогда книга не вышла, и все было бы прекрасно, я полагаю.

Соланж всплеснула руками, хрупкими и тонкими как крылья:

— Великолепно! А мой муж? Что сказал бы мой муж, если бы мы не опубликовали книгу? Чтобы сохранить наш союз, чтобы ты не лишился меня, я согласилась покровительствовать чудовищу, и так-то ты благодаришь, отвергая мою жертву, которую я принесла! Ах! Вы, мужчины, роковое несоответствие! Ваш эгоизм растянут до бесконечности! Если бы я знала…

— Если бы ты знала что?

— Нет…ничего, — сказала Соланж, проглотив комок злости, — Я не пришла не для того, чтобы тебе насолить, а разработать план действия.

— Опять! — заскулил Бруйеду.

— Да! — закричала Соланж, — Ты думаешь, что я сдамся и не защищу своего любовника, свою любовь и свое реноме не сказав: «довольно, любезные!». Я взяла на себя ответственность за твой дебют в литературе. Ты проиграл первую партию. Надо выиграть следующую…

Бруйеду, моргнув глазами, тихо спросил:

— Что ты имеешь ввиду, моя Соло?

— Надо написать еще одну книгу, произведение, шедевр, чтобы заткнуть глотку нашим гонителям.

— Еще одну книгу?

— Да, — сказала Соланж, — И на этот раз ты напишешь ее сам.

— Но я не смогу, — сказал Бруйеду, и настоящие слезы навернулись ему на глаза.

— Или ты сочинишь новую книгу, или я навсегда исчезну из твоего окружения, выбирай, — объявила Соланж.

Бруйеду выбрал книгу.

В течение 37 дней Бруйеду искал новый сюжет. На 38 день он признал, что разумно было бы написать роман без сюжета. С неистовством он включился в работу. Произведение должно получиться странным и привлекательным. Бруйеду изображал все, что ему приходило в голову, презирая самую элементарную логику и синтаксис. Он безмятежно аккумулировал грамматические ошибки и незнание пунктуации. Он исследовал поочередно мысли коня-скакуна и утомленного микроба, застигнутого врасплох. Он плодил героев, умиравших через 10 страниц; героинь, меняющих имена и цвет кожи по обстоятельствам. Он в поэтических выражениях воспевал содержимое ночного горшка, а лексиконом сантехника — юную провинциалку, рвущую сирень для своей матери. Время от времени, он прерывал свой рассказ фармацевтической рекламой или припевом песни, или деловой перепиской, а также скабрезной руганью против общества, или уравнением с двенадцатью неизвестными. В общем, это выглядело абсурдно, дико, но очень ново и очень самобытно.