У него был длинный, «вытянутый до упора» нос, Бледные и мягкие отвислые щеки и ужасно мрачный рот, подрагивавший под рыжими усами. Он поднял руку и уперся пальцами в бедро, как связкой сарделек.
— Что вы тут делаете? — удивился он.
— Леон, — пробормотала Соланж. И она подумала: «Это ведь как в «Мести самца».
— Что вы тут делаете, Бруйеду? — повторил Леон Виоланс, и в его голосе послышалось раздражение.
Бруйеду, вялый и бледненький, шевелил губами, выпуская маленькие пузырьки молчания. Он представил конец этого ужасного вечера в страшном грохоте разломанных стульев, перебитой посуды и пощечин. Он скомпрометирован. Соланж потеряна навсегда. Не считая, что толстяк Виоланс может вызвать его на дуэль. Он был способен на все, этот Виоланс. Бруйеду, удрученный, бросил умоляющий взгляд на свою пассию. И заметил, что она также была растеряна. Голова поникла и взгляд потух, как будто ее вывернули наизнанку, она погрузилась в раздумье.
— Ну? Я с вами разговариваю! — завопил Виоланс.
Соланж вздрогнула. Еще несколько мгновений и отвечать будет поздно! Но что сказать? Отчаянно призывала она на помощь все свои плодотворные выдумки писательницы. Но её героини, начиная с баронессы Д,Андиньи и до крошки Сюзи Амбруаз, от утонченной Элиан Болли до трепетной Наны Гратада, не спешили на её зов. Это слишком глупо, в конце концов! Она, Соланж Виоланс, которая в своих романах спасала столько выдуманных героинь от вульгарных бытовых сцен, она одурачивала стольких бешеных мужей, мирила столько распадавшихся пар, не может ничего сделать, чтобы спасти себя и достойно выйти из этой глупой ситуации? Как будто она весь свой рассудок израсходовала на романы, и его осталось чуть-чуть для повседневного употребления. И этот дурак Бруйеду, который теребил свои запонки на манжетах. И этот толстяк Леон, который размеренно вздыхал и надувался как баллон. Скоро он лопнет. Точно! Чтобы выиграть время, она пролепетала:
— Ты…Ты не уехал в Брюссель?
Вот этого не следовало говорить. Бруйеду перекосило. Толстяк Виоланс гомерически расхохотался и зарычал:
— Я никому не отчитываюсь. Я сам требую отчета. Телеграмма пришла в последний момент…отменили…Но что он здесь делает???
— Ну, это так просто, — заикался Бруйеду
— Да, это очень просто, — подтвердила Соланж
— Вы так полагаете? — закричал Виоланс, — Что он тут делает, у меня, за этим столом с едой, с моей женой в хламиде мусульманского отшельника?
— Да, вот, — продолжила Соланж, — Месье Бруйеду проходил мимо…и, кстати, когда он проходил…я с моей стороны…
Брови Виоланса сошлись вместе на переносице. Его глаза становились белыми и круглыми как стеклянные шарики. Рот исказился и он сжал кулаки:
— Что ты воображаешь, Леон? — закричала Соланж, — Осторожно, есть такие подозрения, которых целомудрие женщины не приемлет. Всему есть предел, который не дозволено переходить. Я требую минимального уважения и адекватного понимания. Месье Бруйеду зашел ко мне, это так…
— Рад, что ты признаешь…
— Он зашел ко мне для…для…
— Да, зачем? — спросил Виоланс.
— Ну, это так деликатно… по поводу…
— Я понятия не имею, какой повод может быть у моего личного секретаря?
— Есть повод…по поводу…
С месье Бруйеду пот лил градом. Соланж вся порозовела, волосы растрепались, её глаза наполнялись слезами. А Виоланс страшно скрипел зубами и ругался:
— Подлецы! Подлецы!
— Это по поводу…Я не хотела тебе говорить…он меня попросил не упоминать об этом…об…
Вдруг ангельская улыбка засияла на лице взволнованной Соланж. Она глубоко вздохнула и сказала медовым голосом:
— Ты все хочешь узнать? Ладно! Мой бедный Бруйеду, я должна открыть ему наш маленький секрет.
У Бруйеду сердце ушло в пятки.
— Ах, — сказал он слабым голосом.
— Да, — продолжала Соланж, — Бруйеду зашел ко мне потому, что недавно закончил книгу и нуждался в моей поддержке, для представления своего романа издателю.
— Как? — выдохнул Бруйеду.
— Что за сказки? — переспросил Виоланс.
— Чистая правда, дорогой.
Виоланс переводил свой взгляд то на жену, то на своего секретаря, то на носки своих туфель. Вдруг он взорвался смехом:
— Вот это да! Вот это да!
— Нечего смеяться, сказала Соланж. Роман Бруйеду заслуживает внимания. Но наш молодой автор скромен как скворец. Боялся показывать мне свою рукопись. Он не хотел, чтобы ты подозревал его в недобросовестном отношении к своим обязанностям секретаря в пользу литературных опусов.
Читать дальше