Алан Силлитоу - В субботу вечером, в воскресенье утром

— Знаешь, на твоем месте я бы не особенно радовался войне, — покачал головой Артур. — Даже если атомную бомбу сбросят в нескольких сотнях миль от Ноттингэма, земля будет отравлена, и на ней уж ничего не вырастишь. И куры тоже все передохнут. От, как это называется, радиации. Что-то в этом роде. Как раз на днях я своими ушами это по радио слышал.

Дядя Джордж, привыкший сомневаться практически во всем, как огня боялся научных фактов.

— Нет, ты это что, всерьез? — побледнел он и даже кружку с пивом на стол поставил. — Впервые слышу.

— Это потому, что ты не встречаешься со знающими людьми, — наставительно сказал Артур. — В свободное время только и знаешь, что торчать в букмекерской конторе.

— Да откуда у меня, парень, это свободное время? Знаешь, сколько вкалывать приходится, чтобы хоть что-то заработать?

— Ну да, а я целыми днями в покер дуюсь. Короче, я тебе сказал: эти самые атомные бомбы отравят землю так, что на ней уж больше ничего не вырастет. Это я и в газете читал, в статье одного доктора, который шесть месяцев проверял салат из тех мест, где сбрасывали атомные бомбы.

Кружки опустели, и Джордж поднялся, трезвый, несмотря на все с таким удовольствием выпитое за чужой счет. Он снова вспомнил язвительное замечание Артура насчет букмекерских контор и счел нужным повторить: «Да, я знаю, что такое тяжелый труд». После чего одернул пиджак, поправил на голове кепку и принял столь идущий ему беззаботный вид. «Ну, я к „Псу и Оленю“», — бросил он и, направляясь к выходу, засвистел так громко, что не услышал ответа Артура на свое отрывистое «пока».

Артур выпил еще одну кружку, на сей раз в одиночестве, и подумал, что пора домой — поужинать, может, телевизор немного посмотреть. Что дурного в том, чтобы хоть раз прийти домой пораньше? «Покойной ночи!» — крикнул он бармену.

Паб «Белая лошадь» стоял на углу. Артур вышел через центральную дверь и сразу увидел остановившийся на противоположной стороне улицы автобус. «Побежать, что ли, может, успею», — подумал он и тут же ответил себе: «Нет». Он услышал звонок кондуктора, и автобус, похожий в этот момент на освещенную теплицу, набитую людьми, с натугой пополз вверх. Артур нырнул в темный зев Эддисон-роуд и, пройдя всего несколько футов, услышал позади чьи-то тяжелые шаги.

— Это он, точно тебе говорю, он. А ну-ка, Билл, врежь ему как следует.

«Что происходит? — подумал Артур. — Кому это тут собираются врезать?»

— Наконец-то мы достали этого ублюдка.

— Давно пора.

Из тени разом вышли двое и схватили его за руки. «Это ж они меня собрались поиметь», — подумал Артур и, молотя кулаками, точно ветряная мельница, сумел-таки освободиться.

— Спокойно, — сказал он, — иначе плохо будет.

Он стоял спиной к стене, со стиснутыми кулаками и глазами, налившимися кровью от ярости и потаенного страха. Война наконец началась, и на ней никуда не уйти от пудовых кулаков и тяжелых ботинок, которым можно противопоставить только собственные мышцы при всей их недостаточности.

Время противники не теряли. В своем нетерпении один опередил другого, и Артур с такой силой засадил ему в челюсть, что тот, зажав лицо ладонями, бросился назад, к дороге. Артур прислушался к собственному тяжелому дыханию, потом отвлекся — и как раз вовремя, чтобы успеть отбить вторую атаку ударом башмака. Силы в этом ударе не было и, он, сделав шаг в сторону, нанес удар в голову нападавшему. Каким-то образом вышло так, что стена, бывшая только что позади, сместилась в сторону, но он даже не осознал этого, потому что то, что он принимал за стену, с силой врезалось ему прямо в середину позвоночника. Кто-то вцепился ему в шею и не отпускал, и все ж чудесным образом ему удалось высвободиться до того, как вернулся второй служивый. Путь к бегству был открыт, однако он по какой-то неведомой ему самому причине не побежал.

Стена снова оказалась позади. На сей раз оба бросились на него одновременно. Артур сосредоточился на одном и отбросил его, сделав в то же время выпад ногой, чтобы сдержать второго. Он достал одного, затем другого и снова изготовился к атаке, но они еще сохраняли свежесть, и Артур услышал оглушительный треск и почувствовал, как ломающиеся кости словно вдавливаются ему в лицо, и в его глазах, готовых лопнуть от боли, заплясали оранжевые искры. В тот же миг он выбросил вперед кулак — ему удалось получить свободу рук, — но в этот момент последовал удар в спину, и еще один, сбоку, в подбородок. Уже не глядя, куда бьет, он продолжал действовать кулаками. Противников он больше не различал, для него они были анонимы, что только еще больше его заводило. Но двойное преимущество в силе — четыре кулака против двух — начинало сказываться, хотя мысль о возможности бегства по-прежнему не приходила ему в голову. В пабе «Белая лошадь» пила пиво или виски добрая сотня посетителей, но для Артура мир съежился до нескольких квадратных ярдов, на которых решалась судьба сражения, и окрашен этот мир был в зловеще-багровые цвета.