Анатолий Тоболяк - Невозможно остановиться

— Хочу знать, сколько любовников у тебя было, пока меня не было! Сколько?

— Ни одного, зануда. Я без тебя скучала.

— А коньяк пьешь с армяшкой.

— Это ты с ним будешь пить, а не я.

— Да, буду! Отомщу ему. А тебя я должен, вообще-то, по правилам зарезать.

— Ну и режь, если дурак, — отвечает наглая Семенова.

— Дома у тебя, Семенова, все в порядке, — продолжаю я. — Сестрица твоя поступает в консерваторию, так я понял. Скромная девочка. Не то, что ты!

Лизочка прищуривается. То есть прищуривает свои зеленые, с искрой глаза. Спрашивает странным голосом:

— И долго вы с ней сидели в гостинице? «Правильней — лежали».

— Нет, недолго, — отвечаю. — А что?

— Ты, надеюсь, ее не соблазнял? — щурится Лизонька.

— Боже мой, за кого ты меня принимаешь! — негодую я, и она тотчас проницательно спрашивает, откуда, интересно, у меня появилось это идиотское «боже мой» да еще с еврейской модуляцией. Я затыкаюсь на миг, но тут же говорю:

— Ну, вот что! Здесь не рассиживаться, поняла? Армянина твоего я под конец застолья, когда расплатится, оскорблю, и сразу поедем ко мне. Я хочу тебя всю тщательно осмотреть, какая ты есть. Я помню, какая ты была! Если ты чуть-чуть другая…

— Тише! Идет! — говорит Лиза.

— Вот и хорошо. Поцелуй меня. Пусть видит.

— Обойдешься! — отвечает Лизонька.

Затем появляется Илюша. Я ему позвонил и обрисовал ситуацию. С ним приходит нежданный человек, редактор издательства «Коралл» Володя Рачительный (такая фамилия), который три месяца пребывал в отпуске на материке, — высокий, остробородый, — наш общий приятель. С ним я крепко, по-братски обнимаюсь. Знакомлю обоих поочередно с Лизой, называя ее Теодоровой, и с Ашотом этим Аганбегяном. Он, надо сказать, уже успел мне понравиться, ибо он, судя по всему, армянин широкий, незажимистый, а я таких люблю. Придвигаем еще один стул. Володя Рачительный, остробородый интеллектуал, прекрасно оживлен и речист. Он приехал один, без жены, оставив ее временно на материке, и это, по-видимому, его вдохновляет. Ашот подзывает официантку. Так, мол, и так, дэвушка. Дополнительный заказ. Коньяк, само собой. Интересная жизнь! Очень! Американцы, армяне, русские. Поезда, пароходы, самолеты. Нью-Йорк, Ереван, Курилы. Коньяк, виски, медицинский спирт. Лиза, Мотя, Соня, Варя. Илюша, Володя, Юрий. «Дядя Ваня», «Лолита», «Ночь нежна», «Мастер и Маргарита», ну и «Невозможно остановиться». Боевики, депутаты, коммерсанты, президенты. Богатство и безденежье. Пьянь и трезвость. Юная демократия и инвалидный тоталитаризм. Замечательно, что все это существует. Многообразие, разнообразие. Приветствую всякие неожиданности и непредсказуемости. Лиза, конечно, отчасти предательница, но я уже убежден в ее невиновности. Доверчивость моя порой до крайности глупа, знаю, но я предпочитаю лучше ошибиться, чем сомневаться и подозревать. Доверчивость, друг-читатель, это, если угодно, дар Божий, не всякий сучий потрох ей наделен!

Пьем за присутствующую даму. За многострадальную Армению. За Россию. За исконно русские Курилы. Будний рабочий день, между прочим.

— Мне пора, — говорит Лиза, огорченно вздыхая. Она едва-едва пригубила, но на светлом лице ее проступил нежный румянец. Зеленые глаза… как бы это сказать?.. лучатся. Хороша, очень хороша подружка у Теодорова!

— Зачэм уходить, Лиза? — Это Ашот. — Есть вечерний поезд. Сошлитесь на него, — подсказывает Илюша, большой знаток подпольных комбинаций. — Позвоните — и точка! — Это Володя Рачительный. — Какого черта! День отъезда, день приезда нерабочие! — Это я. Словом, соблазняем Лизоньку, уговариваем ее остаться. Но она почему-то непреклонна: нет, надо идти. У нее оперативный материал, его ждут в номер.

— Сколько я должна, Ашот? — спрашивает она. Седовласый Аганбегян темнеет от негодования.

— Обижаете, Лиза!

— Ну, хорошо. Спасибо, — встает она. Свет, блеск, море и небо!

Я выхожу следом за ней в холл. Здесь спрашиваю: ну! когда? Ясно спрашиваю: когда, мол? Когда встретимся? И вдруг слышу:

— А может, не надо сегодня? Давай завтра.

Я поражен.

— Ты в своем уме? Что говоришь!

— Но ты же напьешься сегодня, — улыбается Лиза, любовно глядя.

— Обижаешь! — отвечаю на армянский манер. — Когда это я напивался?

— Вообще ты мне не нравишься. Старый, потасканный. Я с тобой еще разберусь!

— Разбирайся! Когда?

— Ну, вечером. Часов в шесть. Позвони на работу.

— Идет! Жди.

Обнимаю ее и нежно целую в губы. Она легонько шлепает меня ладонью по щеке, отталкивая. Кто из нас может знать, что произойдет вечером?