Лариса Райт - Последний шедевр Сальвадора Дали

– Не хочу затягивать и интриговать. Я пришел сказать, что я согласен. И благодарить за это надо эту юную девушку. – Художник указал на Анну, а мэр подскочил к ней и склонился в поклоне.

Анна вспыхнула, вымолвив чуть слышно:

– Что я такого сделала?

– Ты убедила Дали, – объяснил художник, – в том, что театру нужны подлинники. Ты – голос публики, а истинный творец обязан прислушиваться к пожеланиям своих почитателей.

– Я так вам благодарен! – Мэр выглядел так, будто сорвал джекпот. – Теперь музею точно быть! Ты это понимаешь, Сальвадор? Это надо отметить!

– Я в этом никогда не сомневался, – буркнул Дали, но соблаговолил согласиться: – Можно и отметить.

Через минуту Анна уже держала в руке стакан яблочного сока. Художник предпочел ограничиться водой. А мэр одарил себя щедрой порцией виски со льдом, заметив, что «событие такого масштаба необходимо закрепить чем-то покрепче водички».

– Сколько раз ты уже объявлял об открытии музея, Сальвадор?

Дали, который полулежал на элегантной кушетке с круглыми, обтянутыми дорогой тканью подлокотниками и витиеватой жесткой спинкой, принял глубокомысленный вид, отставил стакан и предложил:

– Посчитаем?

Дали начал загибать пальцы с нескрываемым удовольствием.

– В шестидесятом мы договорились с тобой и Мели [48]. В шестьдесят первом отметили это событие, в шестьдесят четвертом я уже рассказал в интервью «Тайм», что строительство начнется с возведения купола. – Он поднял глаза вверх и пошевелил губами, освежая воспоминания. – В шестьдесят восьмом окончательно утвердили передачу театра под музей, а год назад уже договорились с Эмилио [49].

– Даже с Эмилио получилось договориться быстрее, чем с тобой. – Мэр произнес эти слова с улыбкой, но Анна уловила сквозивший в них легкий укор.

Дали предпочел его не заметить и продолжал:

– Ну и, наконец, пару недель назад на пресс-конференции в Париже я снова объявил о создании своего Театра-музея.

– Необходимо как можно быстрее утвердить проект, – живо предложил сеньор Ровира, словно боялся, что Дали снова передумает и планы на строительство так и останутся планами.

– Согласен, – кивнул Дали. – Проект слишком грандиозный, чтобы тянуть время. Но если в июне удастся утвердить проект в Совете министров, то предполагаю, что уже в октябре можно будет провести предварительное открытие [50].

– В октябре? – Мэр едва не опрокинул виски себе на брюки. – Ты шутишь?

Анна замерла. Сейчас начнется. Она уже успела уяснить, что в серьезных вопросах ироничный Дали шуток не признает. Но художник предпочел ограничиться насупленным взглядом и коротким: «Отнюдь».

– Предварительное открытие – это всего лишь набросок общей композиции.

– Ах, вот как. – Сеньор Ровира улыбнулся с облегчением. – В таком случае смею предположить, что он у тебя давно готов.

– Конечно. – Дали склонил голову, как сделал бы это человек, которого только что признали победителем Олимпийских игр. – И должен тебе сказать, что дело не ограничится одним только помещением старого театра.

– Думаешь?

– Уверен. Или ты полагаешь, что Дали можно чем-то ограничить и установить ему рамки?

Мэр добродушно крякнул и ответил:

– Нет-нет, дорогой Сальвадор. Остановить Дали – это утопия. Так, значит, город может рассчитывать на подлинники? – Он решил еще раз заручиться согласием Дали.

– Несомненно. Более того, я решил, что сделаю копии некоторых полотен, что принадлежат другим музеям. Как тебе идея «Тавромахии» на гобеленах? Она, – художник кивнул на Анну, которая полагала, что о ее присутствии все позабыли, – одобрила.

– Ну, раз сеньорита, которая убедила Дали сделать такой благородный жест, это одобряет, я никак не могу возражать. – Мэр говорил без тени иронии, с искренним почтением.

Анна одновременно и стыдилась своего присутствия при разговоре, и гордилась им. Она чувствовала себя так, будто стала свидетелем подписания Декларации независимости Соединенных Штатов. Неужели действительно ее слова заставили Дали изменить решение или он сочинил это специально для мэра? Как бы то ни было, Анна не могла не ощущать собственной значимости. Нет, она здесь не лишняя и не посторонняя. Она там, где и должна быть. Так решил Дали, а сомневаться в правильности его решений у нее не было повода.