Лариса Райт - Последний шедевр Сальвадора Дали

– Итак, мы поселились в Париже. Никогда после я не знал такого творческого подъема. Писал практически не отдыхая, но не чувствовал ни физической, ни душевной усталости. Многие считали странным, что картины свои я подписывал «Гала – Сальвадор Дали». Но как мог я иначе, если Гала была единственным источником, благодаря которому и рождались мои творения. Благодаря ей я не только творил, но и кормил себя своим искусством. Именно Гала познакомила с моим творчеством ценителей искусства, и оно наконец стало приносить солидные дивиденды. Конечно, нет ничего удивительного, что ее образ практически не покидает моих холстов. Да и зачем нужны бы мне были другие натурщицы, если моя уже была идеальной? «Тело у нее было нежное, как у ребенка. Линия плеч почти совершенной округлости, а мышцы талии, внешне хрупкой, были атлетически напряжены, как у подростка. Зато изгиб поясницы был поистине женственным. Грациозное сочетание стройного энергичного торса, осиной талии и нежных бедер делало ее еще более желанной» [18]. – Художник прикрыл глаза и явно унесся мыслями в те времена, когда они с женой были молодыми и полными сил.

Щеки Анны горели. Она без всякого зеркала понимала, что ее лицо сейчас залилось пунцовой краской. Еще никогда не вела она подобных разговоров. И тем более с мужчиной. И, несмотря на то что в тоне художника не было ни малейшей интимности по отношению к девушке и весь этот любовный сексуальный подтекст был устремлен исключительно к его обожаемой музе, Анна все же чувствовала ужасную неловкость. Но вместе будоражила мысль: «Вот бы мой муж любил меня так же!»

– Я рисовал ее постоянно в разных образах, – очнулся художник. – Стоит ли удивляться, что ее совершенство сделало эти картины известными? Ты ведь знаешь их, правда? – Теперь он смотрел на Анну с тем выражением, с которым смотрит учитель на ученика, заподозрив, что тот посмел не выучить урок.

– Наверное, не все. Только самые известные образы: Аллегория сна, Богоматерь, Елена Прекрасная…

– Надеюсь, ты понимаешь, почему Елена? – И снова этот прищуренный взгляд и напыщенность: попробуй только не ответь утвердительно.

– Она ведь русская. Это ее настоящее имя. Мое имя тоже популярно в России. Так сказала мой учитель живописи.

– Возможно. – Дали резко оборвал признания девушки. – Елена в любом случае звучит гораздо интереснее, чем Анна. Но ей и Елена не годилось. Казалось простым и ничего не значащим. Хотя на самом деле его значение ей подходило чрезвычайно. Особенно в моем восприятии. Елена в переводе с греческого – светлая. Она и есть мой светлый ангел. Но она предпочла называться праздником. И разве можно упрекнуть в этом желании ту, которая превратила твою жизнь в этот самый нескончаемый праздник? Позволила творить, придумывать, воплощать? В моем Театре-музее обязательно будет отдельный зал для полотен, для которых позировала моя Гала. Если, конечно, я все же решусь на оригиналы. Но даже если там будут копии, они будут прекрасны. Я даже знаю, как назову этот зал – «Зал Сокровищ». А как по-другому, если там будут храниться самые ценные для создателя экспонаты? Да, он станет моей шкатулкой для драгоценностей, весь будет обшит красным бархатом. На центральном месте будет представлена «Корзинка с хлебом» [19]. Это самая выдержанная с точки зрения геометрии моя картина. И знаешь что? За эти годы корзинка превратилась в корону, а хлеб достиг компактности локтя или носорожьего рога. А справа и слева от «Корзинки…» будет Гала. Справа «Гала со спины, смотрящаяся в невидимое зеркало», а слева разместим «Атомную Леду». Ты понимаешь, о каких картинах я говорю? Не путай первую с ее более ранней версией, которую я написал в сорок пятом: «Моя жена, обнаженная, смотрит на свое тело, ставшее лесенкой, тремя позвонками колонны, небом и архитектурой». Гала справа, Гала слева, в центре ее любимая картина: что может быть лучше? В этом и заключается наиправильнейшая из геометрий, наивысший из смыслов.

Художник замолчал, обдумывая сказанное с выражением полного удовлетворения на лице. Молчала и Анна, вспоминая картины. В художественной школе были альбомы, которые представлялись ей волшебными книгами. Каждый раз, когда она листала живописные страницы с иллюстрациями, у нее возникало ощущение прикосновения к чуду. Ей нравились мастера Возрождения, в школе объясняли, что без их появления, без становления их великого мастерства живопись никогда не достигла бы такого потрясающего многообразия, коим была полна теперь. Искусство Ренессанса позволило себе отойти от канонов и практически осветило путь течениям, возникшим намного позже: импрессионизму, кубизму, поп-арту, модерну и, конечно, сюрреализму. Анна с почтением рассматривала работы Да Винчи, Боттичелли, Рафаэля, но всегда признавалась самой себе, что работы «последователей» ее пленят намного больше. «Кувшинки» Моне казались ей настолько живыми, что она буквально ощущала их влагу, проводя пальцами по глади книжного листа. «Девочка на шаре» Пикассо вот-вот должна была спрыгнуть и улыбнуться Анне. А «Атомная Леда» воспарить вместе с лебедем, который непременно заденет Анну своим крылом.