— Иван Иваныча к телефону!
Я всё ждал, когда меня заметят, нервничал, кровь играла… Через полгода пошёл к своему учителю. Говорю:
— Так и так; что делать?
А он отвечает:
— Тебе дают говно, а ты из говна сделай конфетку!
Вот я и думаю: почему мы всю жизнь делаем конфетки из говна? Почему бы не попробовать хоть раз сделать конфетку, к примеру, из сахара?
* * *
Польша. Лодзь. Новый театр.
На закрытии фестиваля польских театральных школ сыграли украинскую пьесу «Нiч на полонинi» Александра Олеся.
После спектакля — банкет со студентами курса Махульского.
Наши впервые увидели киви и терпеливо ждали, пока кто-нибудь из поляков «покажет», как «это» есть. Дождались, набросились и умяли почти все кивины. Кроме последней.
Мы же интеллигентные люди.
Польский студент провозгласил тост за режиссёра. За меня.
— Я почувствовал, как это тебе близко. Ты тоже с Западной Украины?
— Нет.
— А, понимаю. Корни: родители, бабушки, дедушки…
— Я бы не сказал…
— А, понимаю. Неважно. Ты как украинец это знаешь.
— Я не украинец.
— А кто?
— Еврей.
— Кто?
— Еврей.
(Пауза)
— А, понимаю — жид!
(Мои студенты сжали кулаки).
— А у меня жена — жидовка! Вот, Анна, он тоже жид!
(Тихое недоумение украинской делегации, осознание, момент истины).
— Это… А! Так ведь это — по-польски! По-польски еврей — «жид»! Еврей — «жид»… Это по-польски.
(Счастье, братание, обмен адресами, дружба народов).
* * *
Я — преподаватель театрального института.
— Ну, ни фига себе!
Я ставлю украинскую классическую комедию «Мартын Боруля».
— Охренеть!
Мне нравится.
— С ума сошёл!!!
Первый акт.
Диалог в деканате:
— Мне нужно сделать большие кубы для спектакля.
— Зачем?
— Понимаете, на каждой грани — рисунок. Он составляет кубы, и получается то лежанка, то чемоданы, то стол, то скамья, то пяльцы… Он как бы создаёт себе и домашним среду обитания. Это игра. Мартын Боруля играет в кубики. Он как ребёнок. Для него стремление стать дворянином — это и мечта, и игра, и творчество.
Декан и завкафедрой украинского театра. Двухголосие:
— Как!? Мартын Боруля играет в кубики? Це ж українська класична драматургiя! Це ж зовсiм iнший засiб буття! Це зорянi ночi, це дiвочi спiви, це соняшники, це глечики на тинах…
— Я ставлю современный спектакль. Мы же европейская страна! Вы же сами говорили, что украинскому театру пора перестать быть «театром гопака та горiлки»!
Второй акт.
Кубы всё же делаются.
Спектакль. Удача. Хохот.
Два человека с твердокаменными лицами.
После спектакля прямо на парадной лестнице вычитывается за «знущання над українською класикою». Проходящие мимо студенты поздравляют с премьерой.
Финальная сцена второго акта: снизу через лестничный пролёт — крик заведующего кафедрой:
— Коне-ечно, из хохлов проще делать идиотов! Что ж ты не ставишь спектакль про своих евреев? Показал бы их такими же дураками, как наших украинцев!
Он действительно обиделся за «своих».
Третий акт.
Туалет. Мы одновременно выходим из кабинок. Натыкаемся друг на друга. Натыкаемся буквально. Завкафедрой улыбается чуть виноватой улыбкой, за которую можно всё простить.
Он умер через несколько лет. Я его хоронил.
Милый, добрый, славный Мартын Боруля. Милый, добрый славный Анатолий Григорьевич.
Земля Вам пухом.
* * *
Начальник нашего городского управления культуры — бывший учитель украинского языка. Поэт.
Главный режиссёр нашего театра — бывший коммунист, член Ревизионной комиссии ЦК Компартии Украины.
Начальник городского управления культуры — приверженец украинской национальной идеи — терпеть не может главного режиссёра.
Директор нашего театра — бывший баянист — сильно не любит меня. Он очень хочет, чтобы я уволился, и поэтому не подписывает «Приказ» на постановку спектакля.
Я же, наоборот, не хочу увольняться. Я хочу репетировать спектакль.
Я хочу репетировать спектакль и поэтому иду искать справедливости у начальника управления культуры.
Вот вам. Вот вам его монолог:
— Нi, ви тiльки подивiться, що робить цей ё…ний комуняка — ваш головний режисер! Ви тiльки проаналiзуйте уважно. Значить. Спочатку вiн, як тiльки прийшов, поставив «Короля Лiра»! Розумiєте?! Розумiєте, бл…дь?! Потiм вiн ставить «Украдене щастя» Франка. Ви дивiться, дивiться! «Украдене щастя»!! Потiм вiн хотiв поставити Андрєєва «Камо грядєшi?», тобто, «Куди ми йдемо?». Розумiєте, розумiєте?! Так художня рада йому, комуняцi ё…ному, не дала. Тепер. Вiн ставить Чехова «Три сестри»; памятаєте: «В Москву, в Москву!»? В Москву, комуняка ё…ний! Розумiєте? I зараз вiн хоче поставити Горького «На днi».
Читать дальше